Welcome to the brand new Arthive! Discover a full list of new features here.

Natalia
Garber

Russia • Moscow and Moscow Oblast • born in 1968 • artist, gallery owner

Жалко всю тварь сердцу, которое научилось любить

Наталья Гарбер, новелла из книги "Тайные истории Пушкинских гор" (2013)
Сегодня у меня есть послушание - помочь подготовить новый «Листок» Святогорской обители, ее ежемесячное издание. Поэтому утром я разложила на кровати многочисленные распечатки материалов об отношениях святых и животных, которые мне дала мать Валентина, легла посредине бумаг - и  стала их читать. Странно, но почти ничего в самих историях меня не поразило, ибо мне всегда казалось, что когда человек становится духовным, то и с животными у него должно налаживаться понимание. Причем с животными, мне кажется, проще, чем с людьми – потому что у братьев наших меньших и недостатков меньше. А отзывчивости больше.
Больше того, дочитав материалы, я поняла, что практически все эти религиозные истории содержат одну и ту же проблему, про которую моя знакомая, театральный режиссер, говорила: театр – это искусство создавать впечатление в зале. В случае духовных историй о животных их авторы были проникнуты таким умилением, что о «впечатлении в зале» совершенно не пеклись. И истории выходили такие сладкие, что играли против их героев. Священник любил кота, и был с ним ласков, а кот в ответ слушался. Святой велел льву охранять осла, а когда тот потерял вьючное животное, то нагрузил зверя ослиной работой, и лев терпел. Настоятель велел лягушкам не квакать, чтоб не мешать ночным молитвам монахов, и земноводные замолчали.
Даже там, где история очевидно была чудесной, ибо животное шло на необычный контакт с человеком и делало по указанию или из любви то, что ему не свойственно, сила читательского впечатления снижалась немедленным нарочитым указанием на Божественное происхождение поведения зверя, птицы или насекомого. И читатель оказывался лишен возможности удивиться и в собственной душе пережить чудо, поданное ему в уверенной «пропагандистской» упаковке.

Самой сильной – при крайней простоте и непретенциозности – оказалась история о монахах монастыря Саввы Преподобного в Палестинской пустыне, описанная путешественником Поливановым по дороге в Иерусалим в 1861 году:
«Монастырь Святого Саввы имеет большие виноградники, сады около Вифлеема и монастыря Святого Георгия. Доходы с них значительны, но монастырь ими не пользуется, это достояние патриархии. Монастырь Савинский имел свою метохию в Иерусалиме, ныне она взята Патриархией, за то Патриарх обязывается кормить иноков Святого Саввы, не обязуясь, однако, снабжать их одеждой. Поэтому начиная от Игумена, все монахи ничего не имеют, едва необходимую одежду.
Пища Саввинской братии чрезвычайно скудная, мы обедали вместе с братией. Игумен Архимандрит Иосаф, как и всегда, читал во время трапезы толкование Евангелия, на столе стояло перед каждым тарелка с рисовой кашей, и на маленькой тарелке две рыбки сушеные, кусок хлеба в 1 ½ фунта. По воскресеньям дают по маленькому стакану вина, рыбки эти сушеные не каждый день дают, а лишь по Субботам и Воскресеньям.
Утром после обедни перед входом в церковь в трапезе, все монахи сидят по скамейкам кругом стен, и прислужник разносит в корзине изюм, по пригоршне кладет его каждому на колени, потом разносят хлеб не более в 1 фунт каждый кусок, по чарке водки и чашке кофею. Это составляет дневную порцию Саввинских монахов, из нее еще они уделяют на кормление скворцов, которые так привыкли, что знают, по каким дням раздают братии изюм, и прилетают сами на террасу за положенной порцией изюма. По ночам приходят в пропасти выть шакалы, и им Саввинская братия не отказывает в куске хлеба. Получив его, шакалы перестают выть и уходят».
Казалось бы, на фоне святых, переплывающих реки на диких крокодилах, монахов, приказывающих волкам, и ящериц, кивающих в ответ на вопрос священника, есть ли Бог, такая простая история о кормлении птиц и шакалов должна бы потеряться. Но именно в этой-то простоте, любимой Пушкинской comme il faut, и раскрывается то действительно религиозное отношение к миру, о котором писал старец Силуан Афонский, чья биография была вложена в выданную мне папочку: «Не делайте вреда ни земле, ни морю, ни деревам… жалко всю тварь сердцу, которое научилось любить».
Жалко нахальных птиц нищим, едва одетым монахам, и они отнимают у себя скудную земную сладость изюма ради небесной радости поддержания скворцовьей жизни. Жалко Саввинской братии уродливых шакалов, и они отдают им скудный хлеб земной ради того, чтобы звери перестали выть от голода и отсутствия заботы. Да, удачно я от пост-гейченковской музейной самодовольной своры, считающей всех вокруг крокодилами и ненавидящей окрестных шакалов, переместилась в Святогорскую обитель.
Почему ж монахам-то зверье жаль? Потому что «когда душа научится любви от Господа, то ей жалко всю вселенную, всякую тварь Божию, и она молится, чтобы все люди покаялись и приняли благодать Святого Духа. Но если душа теряет благодать, то отходит от нее любовь, ибо без благодати Божией невозможно любить врагов, и тогда от сердца исходят помышления злые, как говорит Господь», пишет мудрый старец Силуан.
И я думаю, что раз мне нравится милосердие палестинских монахов к воющим шакалам, то стоит взглянуть с состраданием не только на Чупу и отца Капитона, что легко, ибо оба ко мне милы. Но и – по мере сил - на Анисью и особенно на Пушкиногорских фурий, когда придут они завтра рычать на редколлегии в Святогорской обители.

Но возьмем выше. В выданных мне распечатках ныне живущий епископ Константинопольского Патриархата в Великобритании Каллист, исследователь святоотеческого наследия, пишет, связывая наконец с обожаемым мною биосферным видением Земли свою религиозную христианскую доктрину: «Вся земля вместе с нами, людьми, оплакивает мертвого Христа, полагаемого во гроб; равным образом, благодаря воскресению Христа из мертвых, вся земля вместе с нами воскресает к новой жизни. Пасхальное таинство спасения простирается за пределы мира людей - в царство природы, включая животных и деревья, холмы и долины, солнце и луну, и всю совокупность материального творения».
Это чувство всеобъемлющего счастья и несчастья известно неверующему человеку – когда близкий умирает, кажется, весь мир вокруг потух. Когда выздоравливает тяжело больной любимый, кажется, весь мир радуется его «воскресению» вместе с тобой.
Исходя из всеобъемлющего понимания искупительного дела Христа, старцы верили, что наше личное спасение неразрывно связано со спасением всего мира. И поэтому, продолжает британский епископ: «Призыв "любить всех" означает, что мы должны любить все творение: прежде всего людей, но также и животных, растения и вообще каждую и всякую часть природы. Наша любовь должна стать "любовью без пределов", как называется одна из книг отца Льва Жилле. По словам отца Софрония, "обращенные к единому Богу, святые в Нем видят весь мир". А преподобный Силуан жалеет "всю вселенную и всякую тварь".
"Плачь обо всех" - это значит, что "все будут тебе родные и милые, и будешь проливать обильные слезы за ближнего и за всякое дыхание и тварь". "Когда душа научится любви от Господа, то ей жалко всю вселенную, всякую тварь Божию". Когда же она плачет о том, что оставила ее благодать Божия, она призывает и всю тварь рыдать вместе с ней: Плачьте со мною все звери и птицы. Плачьте со мною лес и пустыня. Плачьте со мною все создание Божие, и утешьте меня в горе и печали».
Не только британскому епископу со старцами, но и мне, грешной, очевидно, что животные не милые игрушки, у них свое мироощущение, которое стоит принимать всерьез. И называя их братьями меньшими, пренебрегать ими так же стыдно, как младшими братьями в семье. И для обсуждения основы Святогорских «Листков» о животных в Православии я вынимаю из кучи бумаг еще один простенький диалог.
- Как ты думаешь, в чем смысл этих животных? – спрашивал старец Герман у старца Серафима.
- Они напоминают нам о Рае, - отвечал отец Серафим.
Вот это – хорошая история. Я могу ее пережить.
Я лезу в Интернет и нахожу, что автор вопроса - это пустынник Герман (Подмошенский). Русский человек, родившийся в 1934 году в Риге, где живет сейчас учивший меня экуменизму Сандр Рига. Отец будущего старца был родом из Пскова, а мать из Петербурга. Когда в Латвии установилась советская власть, родителя арестовали за владение магазином канцелярских товаров и сослали в Воркуту, где он погиб от голода в военное время. Мальчика и его родню немцы отправили в Германию, откуда после войны они перебрались в Америку. Там эмигрант обрел веру и основал семь монастырей.
А отец Серафим – это американец, выпускник факультета востоковедения Калифорнийского университета в Беркли. И говорит он с отцом Германом, отдыхая после тяжелой полевой работы у скита в лесу близ небольшого городка Платина в Северной Калифорнии, в 1973 году. За десять лет до этого эпизода отец Серафим, - тогда еще мирянин Юджин Деннис Роуз из Сан-Диего, - вымолил себе избавление от неизлечимой болезни. И затем читал по-церковнославянски на клиросе русского православного собора по имя иконы Божией Матери "Всех скорбящих Радости" в Сан-Франциско. А еще я читаю в Сети, что в юности мать сказала ему: "Ты столько времени проводишь за книжками — не иначе как важным человеком станешь". "Я не хочу быть важным, — ответил будущий пустынник. — Я хочу быть мудрым".
Больше всего философа и богослова Серафима волно¬вало, зачем он живет. Любимый вопрос президентского консультанта Саймона Анхольта – и мой. И уразуметь ответ на это вопрос, как точно заметил епископ Варнава, можно только путем «длительного аскетического подвига и живого религиозного опыта». А для этого, как поняли и исполнили в США - центре мировой коммерции - отец Серафим вместе с отцом Германом, следует «жить духовной жизнью, а не рассуждать о ней». Аминь.

И чтобы утвердить меня в этих мыслях, на самом дне папочки, с пометочкой «из остатков» лежит цитата из святого Василия Великого: «Ты властвуешь над всяким родом диких зверей. Но, скажешь, нет ли диких зверей во мне? Есть, множество. Это, точно, громадная толпа диких зверей, которых ты носишь в себе. Не принимай это за обиду. Не есть ли гнев маленький свирепый зверь, который лает в твоем сердце? Не более он дик, чем любая собака? И разве обман, пресмыкающийся в вероломной душе, не более жесток, чем пещерный медведь?... Какого рода диких зверей нет в нас?... Ты был сотворен, чтобы обладать; ты владыка страстей, владыка диких зверей, владыка змей, владыка птиц... Будь владыкой помышлений внутри себя, чтобы стать владыкой всех существ. Итак, власть, данная нам, посредством живых существ готовит нас осуществлять господство над нами самими».
Я лезу в Интернет в поисках информации о том, как жил автор этих слов. И узнаю, что святитель Василий Великий родился в 329 году нашей эры в римском городе Кесарии (ныне это турецкая территория), где, по преданию, проповедовали апостолы Петр и Павел. Дядя и двое братьев Василия были епископами, а отец - оратором и законоведом. Будущий святитель учился философии и красноречию в Константинополе (это нынешний Стамбул) и Афинах, а паломничал через Палестину в Египет. Вернулся, проникшись идеями аскезы, занялся основанием монастырей и благотворительностью, и в итоге стал самым известным архиереем местной епископской кафедры. Ему приписываются изобретение иконостаса и составление литургии Василия Великого. Он умер в первый день нового 379 года и в скором времени был причислен к лику святых. Его память Православная церковь чтит 1(14) января и 30 января(12 февраля) в дни Собора трёх святителей, наряду отцами церкви с Григорием Нисским и Григорием Богословом.
Ну, что же, с батюшкой Капитоном Святогорской обители «рифмуется» большая сила отца церкви, так что на завтрашнем редакционном совете у меня просто гигантская поддержка по приручению силы дикого зверя моего гнева.

Собирая разложенные на кровати бумаги перед сном, я снова натыкаюсь на древних старцев в изложении современного британского епископа. Есть только единое и неделимое таинство спасения, одновременно личное, всечеловеческое и всемирно-космическое: все течет, как океан, и каждый атом во Вселенной имеет отношение ко всем прочим. Потому сердцевиной духовной жизни человека и предпосылкой всякого духовного знания является «бытие в общении» со всем тварным миром, ибо нет никакого различия между нашим личным спасением и спасением мира.
Мы либо спасемся все вместе, либо совместно погибнем, что совершенно очевидно сегодня при виде экологических, экономических и духовных кризисов, объемлющих Землю вдоль и поперек. И поскольку, добавляю я, Вернадский еще в середине прошлого века, сказал, что основной задачей человечества является управление биосферой в интересах биосферы, то человеческое преображение всех и каждого сегодня как никогда суть залог и начало преображения всего мира. Ибо жалко всю тварь сердцу человеческому, которое научилось любить от Господа.
О Господи, дай нам сию любовь во всем мире Твоем!