Михаил Морозов
Внук бывшего крепостного и сын «короля ситца», Михаил Абрамович Морозов был ярким представителем московского купечества конца XIX века. Трое братьев Морозовых были личностями неординарными, азартными и энергичными каждый на свой лад — однако ж и доходы позволяли: сыновья владелицы Тверской мануфактуры, Варвары Алексеевны Морозовой, могли себе не отказывать в капризах. Семейным делом, в конце концов, занялся средний сын — Иван Абрамович. Арсений, младший, слыл человеком взбалмошным и несерьезным, любителем охоты и собак, оставив по себе скандально знаменитый особняк на Воздвиженке, выстроенный в мавританском стиле.
Мадонна из Верней
1860, 32.3×24 см
А вот Михаил Абрамович пытался стать чем-то большим, нежели «купеческой костью». Выпускник историко-филологического факультета Московского университета, получавший от матери весьма скромное содержание во время учебы, он жаждал славы на историческом поприще. Семейное прибыльное дело было вне сферы его интересов: Михаил изучал русскую и английскую историю, написал и опубликовал ряд трудов — в том числе «Карл V и его время» (1893), «Спорные вопросы западноевропейской исторической науки» (1894).
В пику маменьке тоже было сделано немало: если Варвара Алексеевна считала своей обязанностью улучшать быт собственных рабочих, то старший сын называл ее подход «заигрыванием с народом», считая, что она попала под влияние своего гражданского мужа, редактора либеральной газеты «Русские ведомости» Василия Михайловича Соболевского. Вопреки семейным традициям Михаил принял православие (традиционно Морозовы были старообрядцами) и за некоторую мзду стал старостой Успенского собора Московского Кремля. Да, от купечества он начал отдаляться, однако и к дворянству особо не приблизился. Как писал «Московский листок», «крупным промышленным и коммерческим деятелем он был, так сказать, лишь по праздникам, никогда не увлекался этой стороной своей деятельности; он горел искусством».
Варвара Морозова отказала в помощи по созданию Музея изящных искусств имени императора Александра III (сегодня ГМИИ им. Пушкина), а Михаил поддержал это начинание и стал членом — учредителем Комитета по устройству музея. Варвара Алексеевна считала собирание картин делом бесполезным, а старший ее сын любил изобразительное искусство. Мать была благотворителем. Сын — меценатом.
Предпринимательница, благотворительница и меценатка Варвара Алексеевна Морозова (в девичестве Хлудова). Портрет
кисти Константина Маковского (1884).
Собственно, сама Варвара Алексеевна сделала немало для того, чтобы привить своим детям любовь к прекрасному. С пятнадцати лет Михаил и Иван занимались рисованием и живописью в студии Ивана Мартынова, в гимназические годы раз в неделю на протяжении двух лет брали уроки живописи у молодого Константина Коровина. Летние каникулы в семейном имении Поповка также сопровождались уроками рисования — под руководством пейзажиста Егора Хруслова. Более того, в 1889 году братья вместе с учителем совершили путешествие по Волге и горам Кавказа, и все это время занимались этюдами — понимание живописи у обоих будущих коллекционеров сформировалось самое что ни на есть замечательное. К образованию живописному добавилось и тонкое понимание словесности: литературный салон, который держала Варвара Алексеевна в своем доме на Воздвиженке, регулярно посещали Александр Блок и Валерий Брюсов, Андрей Белый и Владимир Соловьёв.
Видение отроку Варфоломею
1890, 160×211 см
Попытки заняться живописью всерьез потерпели фиаско, да и литературные отзывы на московские выставки, которые Михаил Абрамович публиковал под псевдонимом Юрьев, раздражали публику и вызывали негативные отзывы. Но искусство влекло его, и под влиянием друга, художника Сергея Виноградова, Михаил Морозов решил создать собственное собрание картин. На тот момент ему было всего 23 года. Он успел жениться на бесприданнице (зато первой красавице Москвы) и стал формальным совладельцем мануфактуры — Варвара Морозова отдала бразды правления Ивану и Михаилу.
Царевна-Лебедь
1900, 142.5×93 см
В окружении Михаила Морозова постепенно начинают появляться известные живописцы: Михаил Абрамович свел дружбу с братьями Васнецовыми и Валентином Серовым, Василием Суриковым и Василием Переплетчиковым. Он много читал, посещал музеи, а также регулярно общался со своим другом Сергеем Виноградовым, который сделал немало для становления Морозова-коллекционера. Прошло немного времени — и вот уже вся художественная Москва стала регулярно посещать ставшие знаменитыми морозовские воскресные завтраки, которые устраивались в его особняке на Смоленском бульваре. Как вспоминал Сергей Дягилев, «Михаил Абрамович Морозов вообще был чрезвычайно характерной фигурой, в его облике было что-то своеобразное и неотделимое от Москвы, он был очень яркой частицей её быта, чуть-чуть экстравагантной, стихийной, но выразительной и заметной».
Северная идиллия
1886, 115×155 см
В 1894 году на выставке Московского товарищества художников Михаил Абрамович приобрел две картины своего учителя Константина Коровина — «Парижский бульвар» и «Северная идиллия», заложив основу будущей коллекции. Морозов стал одним из первых ценителей творчества Михаила Врубеля, что было весьма смело по тем временам. Тем не менее, для коллекции были куплены «Гадалка», «Сирень», «Царевна-Лебедь», а также панно «Фауст и Маргарита в саду». Имея квартиру в Париже, Михаил Абрамович стал регулярно посещать французскую столицу для пополнения собрания, не пропуская все крупные выставки, в том числе и Салоны, покупая картины как через маршанов, так и напрямую, «с мольберта».
Портрет актрисы Жанны Самари
1878, 105×174 см
Друг и советчик Морозова, художник Сергей Виноградов так описывал процесс покупки одной из картин — работы Огюста Ренуара «Портрет актрисы Жанны Самари»: «Начались переговоры о приобретении м-м Самари. Как это было интересно, прямо поэтично, ежедневно по нескольку раз осматривание этого дивного произведения на знаменитой рю Лаффитт в галерее-магазине. Самари… в светло-розовом платье, смешной моды 70-х годов, вся в свету, без теней, так совершенно написана, что немного и у французов такой высоты достижения в искусстве. Начался торг. Воляр (Амбруаз Воллар — парижский маршан и коллекционер) спросил 24 тысячи франков, мы стали давать меньше, наконец вещь купили за 20 тысяч франков».
Море в Сант-Мари
Июнь 1888, 44.5×54.5 см
Собрание Морозова было весьма эклектичным — Михаил Абрамович в своих покупках руководствовался исключительно своим вкусом и «нюхом», благо средства семьи позволяли ему не только кутить безо всякой меры, проматывая миллионы за карточным столом, но и покупать любые картины, не обращая внимания на цены. Морозов торговался, не без того — но все больше для видимости. В его собрании работы Камиля Коро соседствовали с картинами Клода Моне, Эдвард Мунк висел рядом с Ван Гогом. Что говорить — в 1894 году начинающий коллекционер купил саркофаг с египетской мумией, которая украсила «египетскую» парадную комнату морозовского особняка. При том разонравившиеся Михаил Морозов картины мог и продать — как это случилось с работой Поля Бенара «Интимная феерия». На просмотр этой картины пришла вся Москва, самого Морозова картина просто завораживала. Однако вскоре он нашел в ней некие изъяны и картину отослали обратно в Париж — «продать за любые деньги».
1890, 60.5×92 см
XIX век, 46×17 см
1903, 86×75 см
Огюст Ренуар. "Девушка в шляпе (Портрет неизвестной)". 1883–1885
Несмотря на то, что Морозов покупал картины и у москвичей, и у петербуржцев, любили Михаила Абрамовича далеко не все художники. К примеру, Михаил Врубель, картины которого висели в галерее морозовского особняка, бывал на приемах у благодетеля нечасто, все больше молчал и быстро уходил. Однако же, по просьбе Маргариты Кирилловны, Врубель работал над оформлением интерьеров особняка Морозовых, которые ей не нравились. Валентин Серов, написавший не только парадный портрет
самого Морозова, но и знаменитый портрет
его сына Мики (в будущем — известного советского шекспироведа), хозяина дома недолюбливал, за глаза называл «оне». Притом весьма сочувствовал жене Михаила Абрамовича — Маргарите Кирилловне, которая временами отчаивалась терпеть эксцентричные выходки своего неуемного мужа, и даже отважилась после особо бурных его эскапад на некоторое время оставить семейный дом, что широко обсуждала вся Москва.
Маргарита Кирилловна Морозова о портрете своего сына Михаила кисти Валентина Серова: «Этот портрет передает не только Мику того времени; в нем Серов схватил основную черту его натуры, его необыкновенную живость, и оттого все находили этот портрет очень похожим и на взрослого Михаила».
Покупки колоритного коллекционера обсуждались не меньше, чем его перипетии семейной жизни: он привозил в Москву очень уж чудные картины. Вот еще одно свидетельство Сергея Виноградова: «Когда мы с Мишей покупали Ренуара, тогда же у Воляра увидели впервые несколько вещей (мало) Гогена, пришедших с острова Таити, где Гоген жил одичавшим таитянином. Вещи были интересны очень в цвете, но столь необычны, с таким дикарским рисунком форм, что нужно было действительно мужество, чтобы такую вещь приобрести тогда. И все же, оправившись от первых странных ошарашивающих впечатлений, я учуял, что это подлинное искусство, и искусство немалое. Я начал убеждать Михаила Абрамовича купить одну вещь, особенно чудесную в красках: стоили вещи гроши. Миша начал хохотать и отказываться. Тогда я решил, что вещь возьму себе. Тут Миша сдался, и картина была куплена за 500 франков».
Пейзаж с двумя козами
1897, 97×73 см
Сейчас картины Гогена из коллекций Морозовых хранятся в Эрмитаже. Тогда же, на рубеже XIX—XX веков московская публика была глубоко эпатирована этими картинами. Константин Коровин вспоминал, как попал к Морозову на осмотр четырех картин Поля Гогена, которые Михаил Абрамович привез из Парижа.
«- Это вам не берёзы!.. — рассказывал Морозов. — Люди там как бронза».
— Что ж, — заметил один из гостей, — смотреть, конечно, чудно. Но на нашу берёзу тоже обижаться грех. Чем же берёзовая настойка у нас плоха? Скажу правду, после таких картин как кого, а меня на берёзовую тянет.
— Скажите на милость! — воскликнул Михаил Абрамович. — Мне и Олимпыч, метрдотель, говорил: «Как вы повесили эти картины, вина втрое выходит». Вот ведь какая история! Искусство-то действует…"
Как тут не вспомнить замечательный фильм «Формула любви» и реплики обаятельной Татьяны Пельцер о лапше, да и не только о ней?..
«- Это вам не берёзы!.. — рассказывал Морозов. — Люди там как бронза».
— Что ж, — заметил один из гостей, — смотреть, конечно, чудно. Но на нашу берёзу тоже обижаться грех. Чем же берёзовая настойка у нас плоха? Скажу правду, после таких картин как кого, а меня на берёзовую тянет.
— Скажите на милость! — воскликнул Михаил Абрамович. — Мне и Олимпыч, метрдотель, говорил: «Как вы повесили эти картины, вина втрое выходит». Вот ведь какая история! Искусство-то действует…"
Как тут не вспомнить замечательный фильм «Формула любви» и реплики обаятельной Татьяны Пельцер о лапше, да и не только о ней?..
Три царевны подземного царства
1879, 152.7×165.2 см
В коллекционировании Михаил Морозов вскоре стал соперничать с Сергеем Щукиным, который тоже стал регулярно наезжать в Париж. Впрочем, они особо не пересекались в своих пристрастиях: если Щукин любил исключительно французов, то у Морозова на первом месте было личное отношение к каждой картине. В его коллекции были и барбизонцы, и скандинавы, Эжен Буден соседствовал с портретами Боровиковского и Рокотова, Иван Крамской — с Ильей Репиным, а рядом — Виктор Васнецов и Василий Перов. За семь лет Михаил Абрамович приобрел 83 картины, а также около 60 старинных икон — это была еще одна грань его собрания.
1874, 65×79 см
1874, 107×80 см
1884, 50×50 см
1895, 31×35 см
1879, 72×92 см
Энергичный и веселый, Михаил Абрамович пил без меры, так же и ел, что не способствовало укреплению здоровья. Как ни пыталась воздействовать на мужа Маргарита Кирилловна, все было без толку. Всего 33 года было отпущено Михаилу Морозову — он скончался в 1903 году, оставив жену с четырьмя маленькими детьми. Последней картиной его коллекции стал портрет
Иветт Гильбер кисти Анри де Тулуз-Лотрека.
К Троице
1902, 75.5×90.5 см
В 1910 году 60 предметов из коллекции мужа вдова коллекционера, выполняя его волю, передала в Третьяковскую галерею — Маргарита Морозова оставила себе 23 произведения, в их числе — «Царевну-Лебедь» Врубеля, «Купальщиц» Константина Сомова, «К Троице» Сергея Коровина и эскизы декораций, написанные его братом Константином. Еще с десятком работ Маргарите Кирилловне Морозовой (в девичестве — Мамонтовой) пришлось расстаться в 1918 году: ее дом был национализирован, однако благодаря подаренным картинам вдове оставили две комнатки в полуподвальном этаже. Все остальные картины в итоге также были изъяты и переданы государству, и вошли в коллекции Эрмитажа и ГМИИ им. А.С. Пушкина.
