Natalya
Garber

гению контртерроризма посвящается

Я когда-то заботилась о тебе.
Когда-то я любила тебя.
И это был мой каждодневный труд,
Моя главная работа.
Мы жили в шатре и кочевали вместе с племенем, которое ты вел.
Моя жизнь была как вышивание –
Ежедневная вязь жизни,
Состоящая из маленьких дел:
Я рожала и пеленала твоих детей,
Кормила грудью младенцев и учила их ходить,
Когда они подрастали.
Я разделывала приносимую тобой добычу
И стирала тебе рубашки.
Я лечила тебя, когда ты болел или был ранен.
Я ждала тебя, когда ты был в отъезде.
И любила тебя, когда ты был рядом.

И время от времени, когда ты спал или был далеко,
Когда дети занимались собой и дела расступались,
Как тучи на небе над стоянкой,
Я вышивала картину этого мира, мира,
Который мы порождали, защищали и вели.
И это было мое единственное занятие вне тебя
и того, что от тебя, моя Богом данная работа.
Я не помню, показывала ли я тебе эту вышивку.
Наверное, да. Какой смысл был скрывать?

Ты так все хорошо видел и знал о том,
Что творилось вокруг тебя.
Ты мог прочесть по моему движению –
Мои неосознанные желания
Задолго до того, как я узнавала о них сама.
Ты читал по моему лицу имя,
Пол и судьбу будущего ребенка.
Ты мог по запаху ветра узнать, когда придет дождь,
Как я знала по цвету земли, какой будет урожай и где есть вода.
На нас никогда не нападали,
Потому что степь рассказывала тебе
О числе и движении вражеских орд,
И о наилучшем месте для остановки племени.
Я читала о намерении воевать на твоем лице.
Я знала, когда ты шел на свою последнюю битву.
Я обнимала тебя, чтобы ты был тем, кто ты есть
И не оспаривала решения, которые читала
На твоем лице задолго до того,
Как ты осознавал их –
Так же, как ты читал их на моем.
Я видела весь мир в лицо, кроме войны.
Войну я знала через твое тело и душу –
И врачевать их в тебе было моей заботой.
Я никогда не просила тебя изменить себя,
Даже ради того, чтобы остаться жить.
Моя работа была любить тебя и я любила.
Остальное были плоды и корни этой любви.

Ты умер, вернувшись с битвы,
Которую выбрал себе сам.
Ты обещал мне, что я смогу быть с тобой до конца,
И ты сдержал свое слово.
Когда ты умер, я закрыла тебе глаза
И впервые плакала слезами утраты и тоски,
А не сострадания и понимания.
Я ушла в степь, и там моя душа
Тихо ушла из меня на небо.
Я видела, как нас сжигали.
Как горевали плакальщицы. Как плакали дети.
Я знала, что детей поднимет племя.
И старший сын займет твое место.
Но меня уже не было в этом мире.
Моя работа прервалась.
И когда она кончилась, я умерла,
Потому что у меня больше не было дел на земле.
Я просто оставила опустевший мир,
Потому что меня уже не было в нем.
Я уходила и видела, как горит костер с тем,
Что когда-то было нами.

Когда мы жили ту жизнь,
Я редко говорила свое слово на совете старейшин.
Потому что настоящие слова приходят
И востребуются очень редко.
И женщина, стоящая на канале жизни и смерти,
Знает эти слова.
Она вспоминает их, когда настоящее горе,
Настоящая страсть или настоящее волшебство
Касаются племени своим горячим дыханием.
Но мое главное дело было любить и обнимать тебя.
И я это знала, как свое дыхание,
Твое дыхание и дыхание детей,
Которые приходили в мир от тебя... через меня.
И мне никто не мешал,
Потому что все вокруг тоже знали это.

Бог ведает, почему, удаляясь от того мира,
Я увидела эту незаконченную вышивку.
И поняла, что впервые горюю
И хочу оспорить твое решение.
Потому что моя работа не закончена.
Я недолюбила. Я тебя недолюбила.
Я не знаю, можно ли завершить такой труд,
Который дается мне возле тебя.
Но я была уверена тогда, что не завершила.
Мне хотелось спросить тебя: «Как ты мог?
Как ты мог оставить меня ради смерти?
Почему? Разве я мало дала тебе?
Зачем ты дал мне такое испытание?»
И ты ответил «Не знаю».
Я услышала ответ и приняла его,
Хотя в нем не было смысла.

Я просто стала ждать, когда ты вернешь мне себя,
Чтобы я могла продолжить свое дело
И опять не спрашивать,
Когда она завершится и почему.
Любить тебя, спать около тебя, рожать твоих детей.
Читать по твоему лицу твои желания и тени.
Смотреть, как ты уходишь и возвращаешься.
Омывать твое уставшее тело. Лечить твои раны.
Кормить тебя простой едой.
Смотреть, как ты ешь и спишь.
Петь тебе песни. Сочинять тебе сказки.
И танцевать с тобой на рассвете, уехав далеко
в степь туда, где никто не видит.
И, возвращаясь домой,
Видеть по лицам спящих детей,
Что им снилось, как мы танцуем.
И тихо вышивать то же самое полотно,
Радуясь, что можно вернуться к тому,
Кто, казалось, утрачен навсегда.