Вслед за изданием «Гамлета» Шекспира киевское издательство «Абабагаламага» выпускает в свет ещё одну пьесу великого английского драматурга. Нам удалось увидеться с автором иллюстраций и первыми взглянуть на новую серию романтических рисунков. Приготовьтесь, с иллюстрациями и комментариями жизнелюбивого Владислава мы уж точно плакать не будем!
Подарочное издание взыскательного Ивана Малковича с замечательным украинским переводом Юрия Андруховича и роскошными иллюстрациями Владислава Ерко — достойное продолжение 400-летней истории «Ромео и Джульетты».
Титульная страница
— Владислав, во время нашей прошлой встречи вы упоминали, что уже приступили к иллюстрированию «Ромео и Джульетты», но жаловались на отсутствие идей. С каким настроением вы работали, как вошли в азарт?
— Да, я тогда сделал две иллюстрации и остановился. Малкович нервничал, Андрухович горевал, — он ведь так давно сделал перевод, а я все тяну и тяну… Полная остановка. Музы улетели, в голове — пустота. А в январе потихоньку пошло — сделал еще одну иллюстрацию и неожиданно понял, как может выглядеть вся книга. И вот она уже готова. При всей моей нелюбви к южным пьесам Шекспира, следующая моя мысль была: а хорошо бы затем порисовать «Отелло» — Кипр, венецианско-византийское пространство, бухты, улочки, белые дворцы и бастионы…
Владислав Ерко
— Помогает ли художнику-иллюстратору в его работе знакомство с теми местами, где происходят события? Вы были в Вероне — родном городе Ромео и Джульетты?
— Я был в Северной Италии — Пизе, Болонье и Венеции, а вот в Вероне не был, вожделенный балкон я не видел. У меня давно сложился устойчивый визуальный стереотип о месте действия, и для этого вовсе не обязательно посещать Италию. Что говорить, если сам Шекспир нигде не был, он никогда не покидал свой остров. Есть мнение, что он вообще был малограмотным мужланом и не мог всего этого написать. Ведь в его завещании есть что угодно — кому достанутся куры, кастрюли, деревянная кровать, но нет ни слова о рукописях и авторских правах на их издание. Ни одного упоминания!
Существует множество версий, что все эти произведения написаны Елизаветой I, Фрэнсисом Бэконом, графом Оксфордом, но только не Шекспиром. Он остается загадкой и хорошо бы, если правда никогда не раскрылась — так интереснее.
«Джульетта и Парис»
«В XIX веке иллюстраторов захлестнул сладкий, приторный сентиментализм
с балетным подтекстом: трико, третья позиция, заламывание рук, все сплошь в костюмах с картин Карпаччо…»
— Владислав, вы читали оригинал Шекспира, и чей перевод вам больше нравится?
— Читал пять разных переводов на русском языке. Наверное, лучший Бориса Пастернака, он — гений.
— Читал пять разных переводов на русском языке. Наверное, лучший Бориса Пастернака, он — гений.
Две равно уважаемых семьи
В Вероне, где встречают нас событья,
Ведут междоусобные бои
И не хотят унять кровопролитья.
Друг друга любят дети главарей,
Но им судьба подстраивает козни,
И гибель их у гробовых дверей
Кладёт конец непримиримой розни.
Их жизнь, любовь и смерть и, сверх того,
Мир их родителей на их могиле,
На два часа составят существо
Разыгрываемой пред вами были.
Помилостивей к слабостям пера —
Их сгладить постарается игра.
(перевод Бориса Пастернака)
В Вероне, где встречают нас событья,
Ведут междоусобные бои
И не хотят унять кровопролитья.
Друг друга любят дети главарей,
Но им судьба подстраивает козни,
И гибель их у гробовых дверей
Кладёт конец непримиримой розни.
Их жизнь, любовь и смерть и, сверх того,
Мир их родителей на их могиле,
На два часа составят существо
Разыгрываемой пред вами были.
Помилостивей к слабостям пера —
Их сгладить постарается игра.
(перевод Бориса Пастернака)
- Я не большой специалист в этой области, но мне кажется, что Юрий Андрухович сделал замечательную работу. Текст заиграл новыми красками, некоторые сцены и диалоги приобрели новую для меня стереоскопичность, осязаемость и смысл.
Два рівні за шляхетністю роди
З Верони, що тепер на нашій сцені,
Примирені, здавалось, назавжди,
Вже знову прагнуть крові, мов шалені.
У лонах двох фатальних ворогів
Народженій невчасно юній парі
Не вдасться зупинити лють і гнів —
Лиш їхня смерть поставить хрест на чварі.
Любов і смерть, і фатум, що зборов
Кохання їхнє, й знищені родини,
І кров дітей, що змила предків кров, —
Усе це у найближчі дві години.
Помилки ж, від яких не вберегтися,
Старанням надолужимо.
Шекспир, «Ромео и Джульетта» в переводе Ю. Андруховича
— Владислав, признайтесь, в чем главная сложность в иллюстрировании столь известного произведения?
— Побороть робость перед предшественниками. Попытаться нащупать своё. При помощи иллюстраций можно смещать смысловые акценты: откровенных негодяев можно сделать не такими однозначными, а, например, падшими ангелами. А потом так же поступить с «ангельскими» персонажами. Всем известно, о чем книжка, и очень сложно, - да и не нужно, — сохранять интригу. Я себе не представляю человека, который мог бы не знать эту историю! Поэтому давно все художники, режиссёры театра и кино чувствуют себя совершенно свободно и самовыражаются, как хотят. Переносят события в Японию эпохи самураев или в Нью-Йоркский Вестсайд, — чего только я не накопал в разных материалах о «Ромео и Джульетте»! Встретилась даже настойчивая рекомендация одного американского университета брать на роль Ромео в студенческой постановке афро-американца!
Это их вечная тяга к упрощению, сокращению Шекспировского текста и доведение его до уровня комикса. Я уже не говорю о последней голливудской экранизации, где текст Шекспира вообще «убрали» за ненадобностью!
— Приступая к работе, вы наверняка изучили историю иллюстрирования пьесы? Как воспринималась художниками любовная история ранее, на что вы обратили внимание?
— «Ромео и Джульетта» — единственная пьеса Шекспира, написанная в XVI веке. Она была издана в 1597 году и в дальнейшем выходила с замечательными заставками в технике обрезной гравюры. В XIX веке иллюстраторов захлестнул сладкий, приторный сентиментализм
с балетным подтекстом: трико, третья позиция, заламывание рук, все сплошь в костюмах с картин Карпаччо. Потом — балет Прокофьева с Галиной Улановой в образе Джульетты. Кстати Анна Ахматова считала эту роль Улановой верхом безвкусия.
Форзац книги «Ромео и Джульетта»
Когда я был маленьким, эта пьеса воспринималась через иллюстрации Дементия Шмаринова и Саввы Бродского. Я же пытаюсь представить, как это выглядело в Шекспировском театре «Глобус». Наверняка в костюмах эпохи Елизаветы Джульетту играл напудренный и нарумяненный мужик в парике, громко орущий дискантом. На сцене — хор. Вполне себе авангард
!
— Насколько я знаю, история о Ромео и Джульетте существовала задолго до Шекспира. И, к тому же, была очень популярной. Даже Лопе де Вега блистал с этим сюжетом.
— Он вообще закончил пьесу хеппи-эндом, очень оптимистично. Впрочем, история принца Гамлета тоже существовала до Шекспира. Дело в том, что Шекспир поставил большую, жирную точку, подняв художественный уровень на недосягаемую высоту. Закрыл тему, так сказать. Простая история насыщена абсолютным литературным великолепием.
— Чьи иллюстрации считаются классическими для этой пьесы? И кто из художников вас «зацепил» своим представлением романтической истории?
— Я уже упоминал Шмаринова и Бродского, но вот недавно наткнулся на замечательные иллюстрации в технике высечки Кевина Стентона. Тончайше прорезанный рисунок на цветной бумаге, вклеенный в книжный блок, просто замечательно!
Мои рисунки вряд ли понравятся тем, кто ожидает милого и трогательного исполнения. Заранее приношу извинения этим читателям. Мне не хотелось повторять существующих трактовок. Ведь никуда не денутся их любимые книжки, Леонардо Ди Каприо в роли Ромео и фильм Франко Дзефирелли. К тому же, Иван Малкович предоставил полную свободу и я, не чуя узды, этим воспользовался.
Джульетта, принявшая зелье
— У вас, как художника-оформителя детских сказок, было ощущение, будто иллюстрируете древнюю, известную сказку только с несчастливым концом?
— Мне вообще ближе видение этой пьесы как итальянского театра марионеток — эдакие Пульчинелла, Арлекин и Коломбина. Шекспир все это разукрасил, усложнил, сделал остроумным, тонким и при этом умудрился сохранить кукольный спектакль. Одновременно все наполнено глубоким смыслом, и тут же зритель видит банальные, простые, смешные вещи. Эта пьеса очень отличается от его нордических произведений — «Ричарда ІІІ", «Макбет» и «Короля Лира», где все тяжелее и серьезнее. А «Ромео и Джульетта» очень легкая пьеса — комедия ошибок с плохим концом.
Ромео и умирающий Парис
— Берегитесь, Владислав, некоторые читатели возмутятся, услышав, что «Ромео и Джульетту» называют комедией!
— Вспомним о том, что пьесы Шекспира ставились в лондонском театре «Глобус» для простонародья. Часто сам автор играл в этих спектаклях, некоторые сцены были очень неприличны. Вот в этой иллюстрации всё по тексту:
Мама Джульетты и служанка рассуждают о том, что хорошо бы выдать замуж эту Джульетту. Продолжение рода, объединение финансов — штука серьёзная. При чём здесь любовь? Пора рожать наследников. «Девочке уже 14 лет, да я в ее годы, — говорит служанка, — уж такое вытворяла!». И вот в центре иллюстрации я изобразил такой «алтарь» — свечу в виде «мужского достоинства».
…Но главное, перечитывая пьесу, я обратил внимание на то, как мастерски Шекспир чередует трагедию и комедию:
Утро, когда Джульетта уснула, приняв снадобье. Это день ее назначенной свадьбы с Парисом. В доме все вверх дном: слуги мечутся, повара суетятся, музыканты продувают мундштуки и готовятся грянуть Мендельсона. И тут служанка обнаруживает бездыханное тело Джульетты: «Боже, вся бледненькая, вся холодненькая! Ой, умерла!». Казалось бы, страшная трагедия — папа и мама должны заломить руки, взвыть и все это должно продолжаться очень долго, но это длится ровным счетом полстраницы, потом жизнь опять берёт своё. Музыканты говорят: «Что же теперь получается, уйдём без гонорара и голодными?!». Папа на это: «Вы что, не видите? У нас тут горе. Идите на кухню — там вас покормят». А на кухне сидит Пьетро, местный слуга, который требует сыграть его любимую песню. Музыканты голодные, но гордые. Смешно до слёз.
— Владислав, ваши иллюстрации настолько своеобразны, словно вы взглянули на эту пьесу совсем с незнакомой стороны. Что помогло вам подобрать ключик и по-новому изобразить всем известную историю?
— Я умышленно сместил акцент — прочь от главных действующих лиц. Ясно, что Ромео и Джульетту я тоже нарисовал, но с моей точки зрения страсти-мордасти двух влюблённых детей настолько малоинтересны по сравнению с «гарниром»! В пьесе есть замечательные персонажи: старики Монтекки и Капулетти, умница Меркуцио, нянька, слуги.
Мне хотелось какой-то игры и лёгкости. Не хотелось сплетённых рук, больших глаз, нежных объятий и слёз. Это делали до меня и будут делать после.
«Ромео и Меркуцио»
Поинтересуйтесь японскими иллюстрациями к этой пьесе, и вы утонете в слезах и соплях. К тому же Юрий Андрухович уж точно не с таким настроением работал над переводом. Вовсе не хотелось изображать бледных питерских веронцев в романтических сумерках Летнего сада. Грусти в переводе Андруховича и юношеского сплина очень немного, как и у Шекспира.
Служанка Джульетты — кладезь скабрезностей. Ну, очень сочный персонаж! Огромный венецианский веер с маской, тугая плоть, умиляется по любому поводу, кокетничает напропалую. Она принесла весточку от Джульетты, но на самом деле вовлечена в разговор с молодыми людьми. Их руки пощипывают ее за округлости. Из-под ее юбки выглядывает физиономия слуги Пьетро. Юноши пугают его своим остроумием.
— На этом рисунке видим, как из ворот выходит слуга Капулетти со списком приглашённых на бал достойных жителей города. Правда хозяин совершенно забыл о том, что слуга безграмотен. Рядом околачиваются Бенволио и Ромео. Слуга жует грушу и, держа в руке список вверх ногами, спрашивает у юных лоботрясов: «Ребята, вы грамоте обучены, а то я что-то не разберу». Такие моменты я делаю для себя важными и интересными.
— Второстепенных героев вы вывели на первый план, они у вас очень колоритные!
— Не то, чтобы я играл в Тома Стоппарда и вывел на первый план Розенкранца и Гильденстерна, но мне были интересны все остальные. По-моему они не очень раскрывались в предыдущих иллюстрированиях, где почти на каждом рисунке Ромео и Джульетта.
Ил. «Ромео и брат Лоренцо»
Слуги дома Капулетти
— Очень хорошая параллель. Стоппард предложил смелую интерпретацию «Гамлета» и не проиграл, а вы совершили «революцию» с другим произведением Шекспира!
— Ну, значит, я уже не оригинален. Когда я начал рисовать, мне пришла в голову совершенно другая концепция. Я вдруг подумал: а что, если все построить на архитектурных формах, а персонажей практически убрать? Например, драка Меркуцио и Тибальда выглядела бы как ноги-головы-шпаги, фрагментарно просматривающиеся из-за фонтана, занимающего основную часть иллюстрации. Стало бы больше загадки и пространства для фантазии! Но были готовы уже пять иллюстраций, и я подумал: «А свежа ли идея?». Начал искать, делал ли уже кто-то подобное. Оказалось, это уже было, я вздохнул и продолжил делать так, как начал.
…Думаю, ни авангарда, ни умничания в моих иллюстрациях нет. Они просты и, как мне кажется, приятны глазу. Нет ничего, что отпугнуло бы неизощренного, совсем неподготовленного читателя.
— Это папа Джульетты. Он у меня получился слегка в гольбейновском ключе и похож на Генриха VIII. Речь идет о продолжении рода — Капулетти требует от дочери повиновения. И, поскольку в традиции все было прямолинейно и грубо, я и изобразил его таким кабаном, «вместилищем ценных жидкостей фамилии».
— Не боитесь ли вы, что усложнив язык иллюстрации, тем самым отсекли часть читательской аудитории?
— Мне бы хотелось быть чуть условнее, но уходить с понятного большинству уровня восприятия, когда половина потенциальных читателей может сказать: «Что он тут нарисовал, ничего непонятно!», мне почему-то страшно.
— Это королева Мэб, — продолжает Владислав. Меркуцио и Ромео рассуждают, что скоро ночь и большинство добропорядочных веронцев посетит королева Мэб — маленькая фея, которая ездит в упряжке с кучером-комаром, рассыпая золотой песок на спящие-сопящие носы. Красавице снятся грёзы любви, крепкому солдату — девица, вельможе — поклоны, судье — взятки. Ночью всем правит королева Мэб.
— Как бы вы прокомментировали зрителям свою серию работ к «Ромео и Джульетте»?
— Абсолютно портретные персонажи с минимумом условностей и декоративных ходов, хотя есть несколько рисунков, в которых достаточно сложно разобраться. Я не могу иллюстрировать каждый интересный сюжет просто потому, что иллюстрации должны стоять через равные промежутки в тексте. Может быть три страницы подряд с большим количеством занимательных мизансцен, а дальше десять страниц рисовать нечего. Поэтому очень часто место, где должна быть иллюстрация попадает на то, что трудно изобразить. Например, главный герой пространно размышляет о недостижимости любви, судьбе-злодейке и вражде двух семейств. Ну как эти терзания нарисовать?
«Смерть Меркуцио»
— Ваши рисунки наполнены изысканными аксессуарами эпохи, архитектурными, костюмными и даже музыкальными. Например, глядя на этот восхитительный инструмент, так и хочется спросить, что это за красота?
— Это абсолютно реальный музыкальный инструмент. Он назывался теорба — басовая лютня с двумя грифами. Знаете, какие безумно красивые были инструменты во времена Ренессанса и барокко? Все эти серпенты и цинки, теорбенфлюгели и клавиорганумы, виолы да гамба и виолы д’аморе, лютни и колёсные лиры. Все они имели свои неповторимые голоса.
Например, в скрипичной группе было девять инструментов. Сейчас осталось только четыре — контрабас, виолончель, альт и скрипка. Трубы были не только медными, но и деревянными квадратного сечения — корнеты, они имели просто потрясающий звук, не имеющий ничего общего с нынешними граммофонными раструбами. Концерты были камерными, оркестр играл в маленьких залах для 10−15 человек, и не нужно было озвучивать стадион. В то время играли ослабленным серповидным смычком, и можно было пальцем, варьируя натяжение смычка, брать на скрипке или виоле аккорды. Сейчас так могут играть только виртуозы, а раньше это было очень просто из-за того, что смычок облекал все четыре струны. Ещё я вдохновлялся гравюрами Якоба де Гейна и Хендрика Гольциуса.
— Владислав, кроме всех прочих новшеств вы еще добавили цвет в графику?
— Да, с очень тусклым оттенком бронзы иллюстрации выглядят богаче и живописнее. Я перебирал вариации с цветом, вначале мне хотелось сделать бледно-лиловый подклад. Этот цвет очень неплохо перекликался с одной частью иллюстраций, но с другой никак не вязался, а бронза как-то безболезненно улеглась во все картинки и все смыслы. Потом я еще подумал, если когда-нибудь буду рисовать «Короля Лира», сделаю подклад серебром.
— Как вам удается оставаться «свободным» в творческом плане художником? Вы многие годы преданы издательству Ивана Малковича «Абабагаламага», при этом, умудряетесь не повторятся и постоянно удивлять читателей своими новыми визуальными прочтениями?
— Просто я люблю это издательство. Мне в нём комфортно. Из-за лени я рисую меньше, чем мог бы. Когда-нибудь об этом я буду жалеть больше всего.
— У вас достаточно много книжных воплощений, всевозможные награды, толпы поклонников… Признайтесь, Владислав, хоть раз за свою благополучную карьеру вы чувствовали себя великим художником, успех вскружил вам голову?
— Великим я себя ощущал два раза в жизни. В 7-ом классе и после того, как получил премию за плакат в 1987 году. Я вдруг подумал, какой я классный! Эпоха величия продолжалась месяц. Я поехал забирать свой плакат
в Москву и зашел в закрома Союза художников, где проходила выставка. Там стояли непринятые к конкурсу плакаты финнов, чехов, японцев, немцев — абсолютный космос по сравнению с моим жалким произведением и я понял, что что-то очень важное я пропустил.
«Аптекарь из Мантуи»
— Владислав, а что самое волнующее для вас в работе над новой книгой: поиск идеи, выбор сюжета или рисование?
— Я всегда оставляю очень приличный процент работы на потом: шлифовка, доводка, какие-то фактуры — это для меня самое «сладенькое». Я от этого получаю большое удовольствие и жалею, что все заканчивается. Затягиваю момент окончания работы до бесконечности, что-то дорисовываю или убираю. Малкович все это терпит, и я думаю: «Господи, другой бы уже триста раз показал мне на календарь и калькулятор, сказал бы: «Сколько я на тебя извел денег, а ты все тянешь и тянешь!», но Малковичу также важен результат. Он перфекционист, все понимает и, если и торопит меня, то очень неубедительно.
Ромео под балконом Джульетты
— «Ромео и Джульетта» из той же серии, что и «Гамлет», — красивое подарочное издание с изумительными иллюстрациями на изысканной финской бумаге. Насколько такие издания финансово успешны?
— Иван тот редкий издатель, который постоянно ставит на кон собственную выгоду. Например, издаёт книги в Украине только на украинском. Издавал бы на русском — уже давно стал бы миллионером. Но ему хочется, чтобы русскоязычный читатель купил украинскую книгу просто потому, что она лучше. Ещё ему хочется, чтобы эту книгу могла купить простая учительница с её зарплатой. Для него ценник в сто гривен кажется бесчеловечным «наездом» на ту интеллигенцию, которую он любит. На тех людей, которые читают хорошие книги в мягких, дешёвых переплетах. Поэтому и продаёт почти по себестоимости.
«Как гуманитарий я свято верю в существование души в бумажной книге. Она воплощена в материальной форме.»
Кстати, французы превратили мягкий переплёт в акт культурного сопротивления, в этом есть некий шарм. Когда заходишь в чей-то дом и видишь золотые обрезы и кожаные переплеты, понимаешь, что книжек здесь не читают, а стеллажи, заставленные потрепанными мягкими изданиями — свидетельство культурного дома.
Издания А-БА-БА-ГА-ЛА-МА-ГИ начали появляться в виде электронной книги, и я ещё не понял своего отношения к этому. Как гуманитарий я свято верю в существование души в бумажной книге. Она воплощена в материальной форме. Ведь верили же писатели и поэты весь ХХ век в муз, живущих в их печатных машинках, иногда тяжело вздыхали и говорили, нет, сегодня она ничего не хочет… Но времена изменились. Существуют даже киберрелигии и вера в то, что Интернет глобальная цифровая душа.
…Надеюсь, что электронная книга не убьёт печатную. Чем заменить особую магию живой книги, шелеста страниц, запаха бумаги и времени?
«Прощание Ромео с Джульеттой»
Читайте также интервью с Владиславом Ерко о детских книжных изданиях, «Гамлете» и других работах художника: «Художник-оформитель Владислав Ерко: «Все, что мне хочется делать, я воплощаю в иллюстрациях к книгам».
Иллюстрации предоставлены художником В. Ерко.
