button-pro-crown
PRO accounts for artists
check
Sales via Facebook and Instagram store
check
No ads on web pages
check
Artworks mailing lists
check
Sales of reproductions and digital copies
Read more
button-pro-crown
PRO accounts for artists
arrow-toparrow-down
check
Sales via Facebook and Instagram store
check
No ads on web pages
check
Artworks mailing lists
check
Sales of reproductions and digital copies
Read more

Говорит и показывает: цитаты Клода Моне о свете и воздухе, садоводстве и усталости

Картины Клода Моне как ничьи другие оставляют ощущение неповторимой легкости, воздушности, бесплотности. Складывается впечатление, что и писались они так же легко и просто, буквально несколькими взмахами кисти. Но стоит только вчитаться в письма художника, как эта иллюзия жестоко разрушается, и начинает казаться, что Моне каждую секунду находился в невероятном напряжении и крайней степени усталости. Он как будто не умел вовремя остановиться и называл свои полотна в лучшем случае «удовлетворительными». Однако, несмотря ни на что, этот изматывающий труд был едва ли не единственным, что приносило Моне радость.
Говорит и показывает: цитаты Клода Моне о свете и воздухе, садоводстве и усталости
Люди обсуждают мое творчество и притворяются, будто понимают, как будто необходимо понимать его, а не просто любить.

Мне понадобилось время, чтобы понять мои водяные лилии. Я посадил их для удовольствия и выращивал, даже не думая о том, чтобы их нарисовать.
Никто не может называться художником, если он не представляет себе готовой картины, техники ее выполнения и композиции, прежде чем начинать рисовать.

Для меня пейзаж
Развитие жанра от древности до наших дней: как религия и изобретение техники масляной живописи способствовали становлению жанра в Европе и почему так важна река Гудзон? Читать дальше
не существует сам по себе,
ведь его внешний вид меняется каждую минуту. Но окружающая атмосфера делает его живым — свет и воздух, которые всегда различаются. Для меня лишь окружающая атмосфера придает предметам их истинную ценность.

Однажды я рисовал модель с натуры, и Глейр начал критиковать мою работу: «Не так уж и плохо, — сказал он. — Но грудь слишком тяжелая, плечи — мощные, а ступни — большие». «Я могу рисовать лишь то, что вижу», — робко ответил я.

Я полностью поглощен работой. Пейзажи с водой и отражениями стали моей одержимостью. Они непосильны для старика, однако я полон решимости изобразить то, что чувствую. Некоторые я уничтожаю, другие начинаю заново… И надеюсь, что из всех этих усилий хоть что-то выйдет.
Когда вы рисуете, постарайтесь забыть о том, какие объекты вы видите перед собой: дерево, дом, поле… Просто думайте о том, что вот здесь есть маленький прямоугольник голубого цвета, здесь — продолговатая розовая фигура, там — желтая полоса, и рисуйте так, как это выглядит для вас, конкретный цвет и форму, пока не получите свой собственный наивный отпечаток
Монотипия относится к группе техник плоской печати. В отличие от других методов эстампа, позволяющих сделать множество оттисков с одной формы, здесь получается лишь одно изображение (отсюда и «моно» – «один» – в названии). Чаще всего монотипию используют иллюстраторы детских книг. Она популярная также у психологов (для выяснения внутреннего состояния человека) и педагогов (для развития воображения у детей). Читать дальше
Коллаграфия – относительно новый вид рельефной печати. Она была изобретена в середине XX века и сочетает в себе экологичность, лёгкость исполнения, богатство текстур и пластики, и, кроме того, хорошо совмещается с другими графическими манерами (например, «сухой иглой»). Печатная матрица представляет собой коллаж (отсюда и название, сочетающее слова «коллаж» и «-граф») и создаётся путём наклеивания различных материалов – тканей, пластика, песка, растений и так далее – на деревянную или картонную основу с помощью различных паст. Читать дальше
сцены, которую видите перед собой.

Впереди у меня осталось не так много лет, и я должен посвятить все свое время рисованию, в надежде получить в конце концов что-то стоящее, нечто, что, возможно, удовлетворит меня.

Я не становился импрессионистом. Насколько я помню, я всегда им был.

Я желаю недостижимого. Другие художники пишут мост, дом, лодку, и на этом всё. Они закончили. Я же хочу написать воздух, окружающий мост, дом, лодку, красоту воздуха, в котором существуют эти объекты, а это невозможно.

Мой сад — самый прекрасный мой шедевр.
Рисуйте то, что видите, а не то, что должны видеть. Не отдельные объекты, будто бы помещенные в пробирки, но объекты, окутанные солнечным светом и атмосферой, с голубым куполом небес, отражающимся в тенях.

Когда становится темно, мне кажется, будто я умираю, будто я больше не могу думать.

Трагично, что мы живем в мире, где физическое мужество так распространено, а мужество моральное столь редко.

Цвет — моя каждодневная одержимость и мое мучение. До такой степени, что однажды, оказавшись у смертного одра женщины, которая была и остается очень дорогой для меня, я поймал себя на том, что присматриваюсь к ее вискам и автоматически анализирую сочетание красок, которые смерть наложила на ее неподвижное лицо.

Я уверен, для того, чтобы по-настоящему хорошо нарисовать море, нужно смотреть на него каждый час каждого дня из одного и того же места, чтобы понять, как оно движется в этой конкретной точке. Вот почему я работаю над одними и теми же мотивами снова и снова, иногда по четыре или шесть раз.
Все, что я делал, я делал для того, чтобы увидеть то, что вселенная хочет мне показать, и позволить своей кисти засвидетельствовать это.

Однажды Мане захотел написать мою жену и детей. Там же был и Ренуар. Он взял холст и тоже начал их рисовать. Спустя какое-то время Мане отвел меня в сторону и прошептал: «Вы в хороших отношениях с Ренуаром и заботитесь о его будущем. Посоветуйте ему отказаться от живописи! Вы же сами видите, что это ремесло не для него».
  • Эдуар Мане. Семья Моне в своем саду в Аржантее, 1874
  • Огюст Ренуар. Мадам Моне с сыном в саду, 1874
Я хорош лишь в двух вещах — в садоводстве и рисовании.

Критик спрашивает меня: «Каков же сюжет этой картины?» «Сюжет этой картины, дорогой мой друг, — это свет».
I’m never finished with my paintings; the further I get, the more I seek the impossible and the more powerless I feel. Должен сказать, что любой, кто заявляет, что завершил полотно, ужасающе самонадеян.

Каждый день я обнаруживаю все больше и больше прекрасных вещей. Этого достаточно, чтобы свести с ума. Я испытываю такое сильное желание делать всё сразу, что моя голова просто разрывается.

Буден однажды сказал мне: «Учись хорошо рисовать и цени море, свет и синее небо». Я принял этот совет.
С появлением импрессионизма официальные салоны, которые раньше были коричневыми, стали синими, красными и зелеными.

Как художник я сделал всё, что мог, и для меня этого достаточно. Я не хочу, чтобы меня сравнивали с великими мастерами прошлого, мои работы открыты для критики.

Однажды я работал под утесом… Вскоре работа так поглотила меня, что я не заметил огромную волну, приближающуюся ко мне. Она прибила меня к утесу, а затем подбросила вверх. Я подумал было, что мне конец. Палитра, которую я сжимал в руке, шлепнула меня по лицу, и вся моя борода была покрыта синей и желтой красками… Но хуже всего было то, что я лишился картины, над которой работал. Совсем скоро море превратило ее в обрывки.
Я бы хотел рисовать так, как поют птицы.

Я так долго работал над некоторыми картинами, что уже и не знаю, что о них думать. Меня определенно становится все сложнее обрадовать, ничто не приносит мне удовлетворения.

Импрессионизм — это лишь непосредственные ощущения. Все великие художники были импрессионистами, в той или иной степени. Это по большей части вопрос инстинктов, и все гораздо проще, чем считает Сарджент.

Что можно сказать о человеке, который не интересуется ничем, кроме рисования? Человек, интерес которого состоит лишь в чем-то одном, может вызывать лишь жалость. Но я не могу заниматься ничем другим.
Клод Моне. Стога
Стога
1884, 65×92 см
Возможно, это и правда, что я излишне суров по отношению к себе, но это лучше, чем представлять на выставках посредственные работы. Слишком немногие из моих картин были достаточно удовлетворительными, чтобы обеспокоить ими публику.

Я нахожусь в постоянной погоне за малейшим проблеском цвета. Это моя собственная вина. Я пытаюсь постичь нечто неуловимое. Это ужасно — то, как убегает свет. Цвет, любой цвет, длится лишь секунду, в лучшем случае — три или четыре минуты.

Представьте чистую воду и колышущуюся посреди нее траву. Смотреть на это потрясающе, а попытки нарисовать это достаточно, чтобы свести вас с ума.
Заглавное фото: Клод Моне во время работы над серией панно с водяными лилиями для Музея Оранжери, 1922.

Собрала Евгения Сидельникова