button-pro-crown
PRO accounts for artists
check
Sales via Facebook and Instagram store
check
No ads on web pages
check
Artworks mailing lists
check
Sales of reproductions and digital copies
Read more
button-pro-crown
PRO accounts for artists
arrow-toparrow-down
check
Sales via Facebook and Instagram store
check
No ads on web pages
check
Artworks mailing lists
check
Sales of reproductions and digital copies
Read more

Первый раз: 7 очень личных историй авторов Артхива

Что бы ни рассказывали нам родители, как бы ни готовили, ни показывали, ни убеждали. Сколько бы экскурсий мы ни посетили и скольких бы учителей ни выслушали. Первый раз все равно оказывался неожиданным, непредсказуемым, впечатления обваливались на нас с той стороны, с которой их меньше всего ожидали. Авторы Артхива рассказывают, как это было с ними впервые — эта дрожь в руках, непонятное счастье, озарение, недоумение, онемение, настойчивое желание обладать. Речь, конечно, о первой встрече с искусством.
Первый раз: 7 очень личных историй авторов Артхива
Елена Сироид:

«Мне было лет шесть. Мама уже начала знакомить меня с репродукциями разных картин. Я послушно кивала, пока она что-то рассказывала об Айвазовском, Репине или Брюллове. Но все это совсем не задевало. Однажды увидела, как старший брат, перебирая свои марки, аккуратно подцепив пинцетом, отложил одну. Я на нее посмотрела и почувствовала нечто странное. Мне показалось, что ничего красивее я в жизни не видела. Даже сердце замерло от восторга. А на марке была репродукция картины Ивана Шишкина „Среди долины ровныя“. И хотя мы с родителями часто бывали на природе, и дубов я перевидала тьму, реальный пейзаж
Развитие жанра от древности до наших дней: как религия и изобретение техники масляной живописи способствовали становлению жанра в Европе и почему так важна река Гудзон? Читать дальше
меня еще ни разу не завораживал. А тут. Просто марка. Я смотрела на этот казавшийся бескрайним простор. На дорогу. На дерево. И чувствовала, что сейчас больше всего на свете мне хотелось бы оказаться в этой картине. В ней хотелось жить.

Я выпросила у брата эту марку и носила ее с собой повсюду. Иногда доставала из кармашка, чтобы еще раз испытать это странное чувство соприкосновения с чем-то необычным и прекрасным.

А потом я эту марку потеряла. И долго-долго горевала. К счастью, потерять то, что мне благодаря ей открылось, намного сложнее».
Андрей Зимоглядов:

«К живописи меня начали приобщать рано — занимались этим мои папа и бабушка. Бабушка была неумолима. Я искренне благодарен ей за кровавые мозоли, которыми обзавелся, сутками напролет утюжа с ней Эрмитаж, Третьяковку, Пушкинский музей. Не проявив должного благоговения перед Шишкиным, Куинджи, Айвазовским, Ивановым, я, семилетний, надолго застыл перед картиной Рокуэлла Кента «Эскимос в каяке». Помню, бабушка поджала губы (она делала так всякий раз, когда кто-то вспоминал при ней Пикассо или Малевича, или, например, джаз), но спорить не стала.
Отец немного рисовал сам. У него были роскошные, импортные, купленные по страшному блату альбомы с репродукциями, мы часами разглядывали их вместе. То, что Эндрю Уайет и Эдвард Хоппер нравились мне больше, чем его обожаемые импрессионисты, его не беспокоило.

Впрочем, одно из самых ранних и ярких моих «живописных» впечатлений не связано с громкими именами. Мне было шесть. Я сидел за столом с альбомом и акварельными красками. Из прихожей доносился негромкий гул недовольных голосов: мама отчитывала отца из-за того, что он снова пришел «с работы» позже, чем обещал. В то время отец много пил, их брак уже трещал по всем швам. Отец вошел в комнату, сел рядом (вслед ему донеслось что-то вроде «не смей подходить к ребенку в таком виде!»). «Хороший фон», сказал он, глядя на красно-желтую мазню, покрывающую лист бумаги. «Тут можно нарисовать, например, веточку». На мгновение я решил, что мама права — отец пьян и не понимает, что несет. Какая еще веточка? Тут должны быть мечи, копья, плюмажи! Папа взял кисточку и нарисовал ветку с одиноким кленовым листом — очень красивую и неожиданно уместную. Я был поражен. В тот момент мама проиграла одно из самых важных сражений — авторитет отца сделался в моих глазах непререкаемым".
Анна Сидельникова:

«До 12 лет я не читала, совсем. Потом каждая новая прочитанная книга действовала на меня как подхваченная во взрослом возрасте ветрянка — основательно, щедро, с лихорадкой, видениями, бессонницей, ощущением, что жизнь никогда не будет прежней. Отдельной радостью стала резкая смена профессии, на которую решилась мама — она стала переплетчицей. А это значит, что можно было завалиться к ней на работу — и в стопках книг, которые ей предстояло ремонтировать, откопать что-то бесценное, прижать к груди и клятвенно обещать прочитать это за пару дней. Чтобы она потом успела сделать свою работу.
Так ко мне в руки попали сразу два романа Ирвинга Стоуна: «Жажда жизни» о Ван Гоге и «Муки и радости

Так ко мне в руки попали сразу два романа Ирвинга Стоуна: «Жажда жизни» о Ван Гоге и «Муки и радости» о Микеланджело. Я была просто одержима этими двумя — Микеланджело и Ван Гогом. Не картинами, потому что я их нигде не видела, а именно героями, художниками. Я сразу сама захотела стать художником (надо сказать, эта мечта оказалась прочной и долго не отпускала). Я мечтала воровать трупы, как Микеланджело, и изучать по ним анатомию. Я мечтала жить в солнечном Арле с другом, как Ван Гог. Смущало только немного, что я девочка, а девочек в искусстве днем с огнем не сыщешь. Но верила, что как-нибудь и с этим справлюсь. И, конечно, мечтала увидеть все те картины и скульптуры, о которых прочитала.

Первая картина Ван Гога, которую я выкопала в каком-то журнале, была «Мосуме сидящая в плетеном кресле». Я ее тут же тщательно скопировала при помощи цветных карандашей. Было очень похоже. Особенно меня увлекло перерисовывание рук — они были так выразительно сложены, что казались самым главным в картине".

Наталья Кандаурова:

«Мои отношения с искусством начались поздно. Достаточно сказать, что в большом музее я оказалась впервые не с родителями или одноклассниками, а с ухажёром. Но заочно искусством я интересовалась. И знала к этому времени, что видеть красоту в Пикассо и Малевиче — круто, а восторгаться Шишкиным, этой его фотореалистичностью (зачем, когда давно изобретён фотоаппарат?), этими окнами в природу (когда есть экспрессионисты и прочий модернизм) — отстой.

И вот мы в зале с картинами Шишкина. И с ухажёром. На которого не мешало бы произвести впечатление своим рафинированным вкусом. И я — в восторге. От Шишкина. И немножко от себя. Потому что не стесняюсь сказать: «Блин! Как же это круто! Нет, ты посмотри на песок! А какой снег! А эта лужица!»
Оказалось, что впервые видеть оригиналы картин, которые хорошо знаешь по репродукциям, — особый аттракцион, по части адреналина способный конкурировать с первым свиданием: а не разочарует ли Моне? а так ли хорош Рубенс, как принято считать? Куинджи ожидания оправдал: такой же ослепительный, как на аватарке, в смысле — на репродукциях. Ренуар — превзошёл: иные его купальщицы покруче рубенсовских. Мунк — пффф, а разговоров-то было. Впрочем, всё это вкусовщина. И только одно совершенно точно: если у вас запланирована серия свиданий с гениями, никогда не начинайте с Рембрандта — у остальных не будет ни малейшего шанса".
Ольга Потехина:

«Первыми пленившими меня «посланниками» из мира искусства были «Дети, бегущие от грозы» Маковского: шикарная репродукция чуть ли не с рождения висела в доме над кроватью. Детки и сейчас бегут над тем же ковром.

Потом пошли красавицы. Жемчужиной коллекции марок брата была большая «Диана» Веронезе. Я и богиней любовалась (красивая, нарядная!), но больше разглядывала собаку. В том же кляссере — «Продавщица фруктов» Мурильо. Это была первая из запомнившихся мне фамилий художников: такая милая, «кошачья».
  • Бартоломе Эстебан Мурильо "Девочка - продавщица фруктов"
  • Паоло Веронезе "Диана"
А у дедушки с бабушкой в деревенской хате — «Мадонна Литта» Леонардо в красивой раме. В доме учителя, члена партии, икон не было, зато была Мадонна. Она казалась мне странной, то ли дело «Неизвестная» Крамского на другой стене — настоящий шик! Как и «Всадница» Брюллова, видение из подшивки «Огонька», которую листала у других дедушки с бабушкой.
И как же без книжек с картинками?! Квартира друзей семьи — островок «другого мира»: оформление в темных «барских» тонах, диковины вроде пианино с канделябрами, но главное — удобное кресло и торшер возле книжного шкафа. Дамы беседовали на кухне, пахло сладкой сдобой-ванилью, джентльмены дискутировали в кабинете — доносилось «дэ икс по дэ тэ». А я обмирала над «Алисой в стране чудес» с иллюстрациями Тенниела и тайком передавливала картинки на чистые листы.
…В общем, как честный человек, с «Алисой…» дядьЮра позволил мне не расстаться, и подарил еще одно книжное сокровище — «Конька-горбунка» в оформлении Дмитриева. Это издание у меня есть и сейчас, как и сказки Андерсена с иллюстрациями загадочного Г. А. В. Траугот (книга с цветными акварельными картинами и классический «желтый двухтомник» с графикой отца и сыновей), любимый «Щелкунчик» с иллюстрациями Алфеевского, уютный сборник стихов Маршака с рисунками-«кляксами» Лебедева. Я запоминала имена иллюстраторов — было интересно, кто же рисовал чудесные картинки".
Первый раз: 7 очень личных историй авторов Артхива
Наталья Азаренко:

«Однажды в далеком детстве по телевизору мне попалась передача об искусстве в целом и о живописи в частности. В ней долго, подробно и с придыханием рассказывали о картине, на которой зрителю предстоит увидеть непревзойденный доселе эталон женской красоты, написанный гениальным художником. В особенности диктор предвосхищал встречу с загадкой всех времен и народов — улыбкой, над притягательностью которой ломают голову вот уже не одно столетие.
Детский неокрепший ум к такому готов не был: когда на экране наконец возник обещанный шедевр, разоча

Детский неокрепший ум к такому готов не был: когда на экране наконец возник обещанный шедевр, разочарование сменялось смятением, а смятение — непониманием. На меня смотрела Мона Лиза. Какая-то крепко сбитая баба с толстой шеей, жидкими волосами и без бровей снисходительно ухмылялась тонкими губами, будто издеваясь над тщетными попытками постичь высокое искусство.

Я тогда точно решила, что для того, чтобы быть поклонником живописи, человек должен считать некрасивое красивым — это раз. Мне никогда не суждено стать ценителем прекрасного, и искусство вообще не по мою темную душу — это два. От термина «ренессанс» меня еще несколько лет слегка передергивало — это три. И, несмотря на то, что впоследствии эти детские травмы были успешно преодолены, с Джокондой отношения у нас по-прежнему весьма непростые".

Евгения Сидельникова:

«Самое раннее «художественное» воспоминание — это, пожалуй, папина книга «Стили мебели» в ярко-желтой глянцевой суперобложке. Сильнее всего меня впечатляла мебель эпохи рококо: все эти секретеры с гнутыми ножками, столы с десятками маленьких ящичков. А еще, конечно, нарисованные рядом дамы в пышных платьях и с такими высокими прическами, что их приходилось поддерживать специальными рогатинами.

А однажды я откопала в шкафу художественные альбомы и влюбилась в картину Карла Брюллова «Ольга Ферзен на ослике». Эта женщина казалась мне воплощением красоты, я восхищенно разглядывала ее кружева, атласные ленты и туфельки. В детстве имя художника меня не интересовало, и я узнала, что это Брюллов, только много лет спустя, когда нашла репродукцию в сети. А загадочное «Ферзен» (имя девушки в альбоме, скорее всего, было сокращено до инициала) мне представлялось чем-то вроде титула. Как маркиза. Или ферзь.
Следующее воспоминание — уже подростковое — портрет
Портрет – реалистичный жанр, изображающий существующего в действительности человека или группу людей. Портрет - во французском прочтении - portrait, от старофранцузского portraire — «воспроизводить что-либо черта в черту». Еще одна грань названия портрет кроется в устаревшем слове «парсуна» — от лат. persona — «личность; особа». Читать дальше
Эжена Делакруа, написанный Теодором Жерико. Одно время репродукция висела в нашей с сестрой комнате. Эта картина до сих пор имеет для меня какой-то магнетический эффект. Лицо, выныривающее из абсолютной черноты, как будто светится изнутри.
Recommended artworks:
Sergey Svyatchenko. Successful riddles II
Successful riddles II
1994, 90×110 cm
$4,898.00
Original
Hans Heiner Buhr. REDEEMER
  • Ad
REDEEMER
2024, 22×13 cm
€10.00
Digital copy
Daria Motovilova. The kidnapping of a Vyatka lady
  • Ad
The kidnapping of a Vyatka lady
2024, 80×60 cm
$215.00
Original
Kostya Kenberg. らすのとまりけ
  • Ad
らすのとまりけ
100×60 cm
$2,050.00
Original
Andrew Lumez. Summer's over
  • Ad
Summer's over
2021, 30×40 cm
$56.00
Original
И еще одно сильное впечатление, но с другим зарядом, произвела увиденная на книжной барахолке книга с названием вроде «Ужасы Гойи». На обложке, конечно же, был Сатурн, поедающий своих детей. Много лет я была уверена, что Гойя — это художник, который пишет всякую жуть. И потом очень удивилась".
Артхив: читайте нас в Телеграме и смотрите в Инстаграме