Правила жизни нового директора Третьяковки: Зельфира Трегулова о русском искусстве, музейном деле, Малевиче и Рафаэле
Чтобы понять, кто возглавил главную обитель русского изобразительного искусства и чего ожидать от этого назначения, Артхив собрал самые яркие и содержательные цитаты из интервью и Зельфиры Трегуловой, свежеиспеченного директора Третьяковской галереи.
10 февраля в Третьяковской галерее сменился директор: место уволенной «по инициативе работодателя» (которым является Министерство культуры) Ирины Лебедевой заняла Зельфира Трегулова, 59-летняя искусствовед и куратор с большим опытом музейной работы. Последний год она возглавляла Государственный музейно-выставочный центр «РОСИЗО» (он, среди прочего, занимается организацией зарубежных выставок с участием российских шедевров). Также в послужном списке Трегуловой значатся: стажировка в Музее Гуггенхайма (Нью-Йорк), должности главы отдела выставок ГМИИ им. А.С. Пушкина и заместителя директора по выставочной работе и международным связям в Музеях Московского Кремля. Как куратор она приложила руку к таким громким международным проектам, как выставка «Социалистические реализмы» в Риме, выставка «Казимир Малевич и русский авангард», которую показывали в Амстердаме, Лондоне, Бонне и многим другим.
Зельфира Трегулова: прямая речь
— Яркие выставки, современные по характеру подачи материала и рассчитанные на восприятие современного зрителя, — это то, что очень хорошо работает на имидж музея. Поэтому не случайно, что во многих странах и во многих музеях выставочная деятельность становится второй по значимости после деятельности хранительской и научной.— «Черный квадрат» (первый, канонический вариант хранится в Третьяковской галерее — ред.) вывозился один раз на выставку супрематических работ Малевича в Музее Гуггенхайма в Нью-Йорке. Но я считаю, что такие вещи не нужно трогать без особой надобности. Хотя я все время обращаюсь к музеям с просьбой выдать произведения очень высокого класса, я считаю, что есть работы, которые должны постоянно находиться там, где они находятся. «Черный квадрат» Малевича и «Сикстинская мадонна» — для истории мирового искусства это вещи одного порядка. Не надо их трогать с места, пусть люди приезжают на них смотреть.
Черный супрематический квадрат
1915, 79.5×79.5 см
— Если мы хотим покорить Запад и заставить их оценить русское искусство, выходя за рамки того, что и так уже имеет высокий статус (то есть Малевич, Кандинский, русский авангард
и после выставки в Лувре — русская икона), то надо делать выставки, интересные по замыслу, те, которые будут что-то говорить современному сознанию и современному глазу, и, в общем, с высокого класса вещами. Это не значит, что нужно полностью опустошать столичные музеи. У нас есть региональные, где хранятся вещи отнюдь не хуже, чем в столицах, и эти музеи готовы участвовать в выставках, которые дают возможность выхода на другой уровень обмена.
— Мне нравятся выставки, кураторы которых позволяют искусству самому высказываться и не навязывают заранее определенную мысль.
— В этом плане я патриот. Я люблю и очень высоко ценю русское искусство… Ну вот поставьте рядом этот западный бидермайер и «Сватовство майора» Федотова. А «Лето» и «Весна» Венецианова? Это вовсе не локальное русское явление. Глядя на них, можно понять многое об искусстве того периода вообще. Хотя, казалось бы, сидел он там у себя на гумне… И даже во второй половине XIX века у нас много интересного, несмотря на довольно долгий период снобистского отношения к передвижничеству как к тенденциозному искусству, которое лежало в основе соцреализма, убившего авангард .
— Мне нравятся выставки, кураторы которых позволяют искусству самому высказываться и не навязывают заранее определенную мысль.
— В этом плане я патриот. Я люблю и очень высоко ценю русское искусство… Ну вот поставьте рядом этот западный бидермайер и «Сватовство майора» Федотова. А «Лето» и «Весна» Венецианова? Это вовсе не локальное русское явление. Глядя на них, можно понять многое об искусстве того периода вообще. Хотя, казалось бы, сидел он там у себя на гумне… И даже во второй половине XIX века у нас много интересного, несмотря на довольно долгий период снобистского отношения к передвижничеству как к тенденциозному искусству, которое лежало в основе соцреализма, убившего авангард .
Сватовство майора
1848, 58.3×75.4 см
— Я в своей жизни ни разу не видела ни одной убедительной подделки, например, Казимира Малевича. И мне кажется, что на самом деле не существует гениев, которые действительно могли бы создать блистательные подделки под художников такого уровня, как, например, Малевич, Попова, Розанова, Родченко. Дело не в подделках как таковых, а в тех, кто пытается их продать, пишет экспертизы и тому подобное. Может быть, я идеалист, но я не верю в то, что можно сделать настолько убедительную подделку, что специалист не вспомнит, что вот этот фрагментик он видел на вещи, которая находится в Алматы и двадцать пять лет ее никто не видел в России, а вот этот кусочек — в Баку, тоже сто лет никто не видел… Поддельщики всегда идут по определенному пути, даже если там с холстами и с красками с точки зрения технико-технологической экспертизы все в порядке.
— Зачем, например, покупать дорогостоящие работы Кустодиева или Сомова, писавшего в эмиграции эти свои пасторали, чтобы выжить? Зачем? В наших музеях, причем не только центральных, достаточно первоклассных работ этих художников. Возвращаясь к тому, что именно покупать: Павел Михайлович Третьяков, а также господа Щукин и Морозов, которых сегодня все приводят в качестве примера для подражания нынешним коллекционерам и состоятельным людям, покупали современное искусство. А сегодня много музейных коллекций, в которых все искусство заканчивается на 1980-х годах, а позже — в основном дары местных художников понятно какого уровня. Мне кажется, что в нынешней ситуации падения цен на современное искусство есть смысл покупать в музеи произведения ныне живущих художников.
— Зачем, например, покупать дорогостоящие работы Кустодиева или Сомова, писавшего в эмиграции эти свои пасторали, чтобы выжить? Зачем? В наших музеях, причем не только центральных, достаточно первоклассных работ этих художников. Возвращаясь к тому, что именно покупать: Павел Михайлович Третьяков, а также господа Щукин и Морозов, которых сегодня все приводят в качестве примера для подражания нынешним коллекционерам и состоятельным людям, покупали современное искусство. А сегодня много музейных коллекций, в которых все искусство заканчивается на 1980-х годах, а позже — в основном дары местных художников понятно какого уровня. Мне кажется, что в нынешней ситуации падения цен на современное искусство есть смысл покупать в музеи произведения ныне живущих художников.
Масленица
1916, 61×123 см
— Таррелл вообще один из моих самых любимых ныне живущих художников. Я схожу с ума от двух художников — Таррелла и Билла Виолы. Вот это мое. Мне нужно, чтобы вещь меня вовлекла целиком и полностью и чтобы я была внутри.
— Когда я пришла в РОСИЗО, в выставочном отделе было два человека. Но мне очень приятно, что к нам пришло много молодых образованных людей. Понятно, и об этом я очень сожалею, у меня не хватает времени их как следует учить, как надо делать выставки. Я всегда любила работать с молодежью, потому что опыт, который у меня есть, можно передать только на практике и из рук в руки.
— Выставка — это всегда зрелище. Сегодня, когда требования публики постоянно растут, общие стандарты выставочных проектов постепенно снижаются. Это происходит, в первую очередь, потому что музеи и галереи сталкиваются с проблемами, о которых они даже не могли подумать 20 лет назад. Людей нужно интенсивно завлекать на выставки, итогом чего является популизм в подходе к представлению материала и небрежность в исполнении — выставки очень быстро сменяют одна другую и готовятся в очень сжатые сроки. Сейчас их основной конкурент — интернет, избаловавший людей большим потоком качественных изображений, практически стерев в их глазах разницу между оригиналом произведения и картинкой на экране.
— Поскольку люди привыкли к компьютеру и сильным визуальным впечатлениям, то музейщики, чтобы быть успешными, должны ориентироваться на серьезный визуальный эффект, причем на воздействие эмоциональное. Мне кажется, что даже самые сложные явления можно показать и преподнести так, что даже человек, который ничего не знает, мог бы понять и проникнуться духом искусства. И это — великое искусство тех, кто делает выставки и экспозиции.
— Выставка — это всегда зрелище. Сегодня, когда требования публики постоянно растут, общие стандарты выставочных проектов постепенно снижаются. Это происходит, в первую очередь, потому что музеи и галереи сталкиваются с проблемами, о которых они даже не могли подумать 20 лет назад. Людей нужно интенсивно завлекать на выставки, итогом чего является популизм в подходе к представлению материала и небрежность в исполнении — выставки очень быстро сменяют одна другую и готовятся в очень сжатые сроки. Сейчас их основной конкурент — интернет, избаловавший людей большим потоком качественных изображений, практически стерев в их глазах разницу между оригиналом произведения и картинкой на экране.
— Поскольку люди привыкли к компьютеру и сильным визуальным впечатлениям, то музейщики, чтобы быть успешными, должны ориентироваться на серьезный визуальный эффект, причем на воздействие эмоциональное. Мне кажется, что даже самые сложные явления можно показать и преподнести так, что даже человек, который ничего не знает, мог бы понять и проникнуться духом искусства. И это — великое искусство тех, кто делает выставки и экспозиции.
— Возглавить Третьяковскую галерею — большая честь. Я не сразу ответила согласием, хотя понятно, что для каждого профессионала подобное предложение — большая честь. Но все прекрасно понимают, что вместе с честью — это и огромная ответственность, принимая во внимание то, что Третьяковская галерея — не просто музей, но и национальный символ России.
Фото: mkrf.ru, kommersant.ru, izvestia.ru
Фрагменты интервью: artguide.com, theartnewspaper.ru, ng.ru, rma.ru, radiorus.ru
Фото: mkrf.ru, kommersant.ru, izvestia.ru
Фрагменты интервью: artguide.com, theartnewspaper.ru, ng.ru, rma.ru, radiorus.ru