Серия из нескольких портретов душевнобольных, которая сегодня считается настоящей вершиной французской живописи XIX столетия, не принесла Теодору Жерико прижизненной славы: он писал своих
«Сумасшедших» в последний, 32-й год своей недолгой и сумбурной жизни, преодолевая депрессию, отчаяние и адские боли после нескольких операций на травмированном падением с лошади позвоночнике.
Должно быть, только таким и может быть художник романтического направления: горячим, импульсивным и подверженным чередованию периодов радостного подъема с месяцами самой чёрной меланхолии. Во всяком случае, Теодор Жерико, с творчества которого во французской, да и всей европейской живописи начинается
романтизм, был именно таков. У него случился бурный роман с женой его дяди, Александрин Карюэль. От этой связи родится сын. Скандал будет публичным и громким. Ребёнка отдадут в дом призрения, его мать навсегда уедет из Парижа, а Жерико обреет голову наголо и почти на год запрётся в своей мастерской. Он будет работать над грандиозным
«Крушением плота «Медузы», покидая стены мастерской, только чтобы искать натуру в больницах и моргах. Когда в 1819 году картина будет представлена на Салоне, но не найдёт понимания и одобрения, Жерико станет совсем худо. Однажды, когда его душевное состояние начнёт казаться угрожающим, друзья познакомят художника с чрезвычайно одарённым психиатром – директором французского госпиталя Сальпетриер Этьеном-Жаном Жорже.
Жорже специализировался на мономаниях – он выделил и описал несколько: теоманию (религиозное помешательство), эротоманию, демономанию… Считается, что именно он подарил Жерико идею живописных типов из своей психиатрической практики, которые хотел использовать как наглядные пособия для обучения студентов. Изобразить разные виды человеческих маний – что может быть заманчивее для художника? Вполне вероятно, что увлечённость этой работой помогла Жерико хотя бы отчасти справиться с собственным душевным недугом.
Всего портретов, изображавших разные виды помешательства, было 10, потом они разошлись по музеям и частным коллекциям, и в настоящее время из них известны лишь 5. Исследователь творчества Жерико Валерий Прокофьев перечисляет:
«В Лионском музее находится так называемая «Гиена Сальпетриера» – изображение безумной старухи, страдающей манией зависти. В Лувре – портрет сумасшедшей, страдающей маниакальным пристрастием к азартным играм. В Гентском музее – «Клептоман», в музее в Спрингфильде (США) – «Вор детей» и, наконец, в собрании О.Рейнгардта в Винтертуре – едва ли не самый трагичный из них – «Умалишенный, воображающий себя полководцем».
…Воспалённые глаза с полопавшимися сосудами скошены куда-то в сторону. Душевнобольная избегает зрительного контакта. Её челюсти и надбровья напряжены. Особую роль в выявлении плачевной участи героини играет одежда. Взгляните на оборки её чепца: их цвет резко оттеняет нездоровую желтизну кожи старухи, но главное даже не в колорите. Подобные оборки всегда тщательно крахмалились и благодаря этому держали форму. А здесь оборка безжизненно обвисли, так как их хозяйке давно уже нет дела до внешних приличий. Клочки седых волос выбиваются из-под чепца, а его тесемки остаются развязанными, болтаясь вдоль щёк. Из-под платья видна нижняя рубаха. Все эти «неряшливые» подробности нужны Жерико, чтобы показать, насколько выключена его героиня из мира нормы и приличий и погружена в своё состояние. У этой старухи был реальный прообраз – пациентка больницы Сальпетриер, которая не переносила, если кто-то рядом выражал радость. Тогда она испытывала муки зависти и гнева, которые неизбежно заканчивались судорожным припадком. Китайцы зовут зависть
«болезнью красных глаз». Вряд ли об этом знал Жерико, но изобразить эту и другие детали облика душевнобольной ему удалось с пугающей проницательностью.
Подлинный романтик в конце пути всегда становится реалистом – именно это и произошло с Жерико, когда в последний год короткой и яркой жизни он писал своих «Сумасшедших».
Автор: Анна Вчерашняя