Апофеоз войны

Работая над самой известной своей картиной, Василий Верещагин держал в уме вполне конкретный исторический контекст – он собирался назвать ее «Торжество Тамерлана». Однако когда работа была закончена, художник понял, что создал универсальный образ, могучее антивоенное высказывание, выходящее за рамки какой-либо исторической эпохи, личности или легенды.

Склонный к сарказму, Верещагин нередко снабжал свои полотна посвящениями, названиями или аннотациями, которые нервировали записных патриотов сильнее, чем сами полотна. Можно предположить, что картина, живописующая последствия кровопролитного штурма Плевны, была бы встречена царской семьей куда более благосклонно, если бы художник не собирался назвать ее «Царскими именинами». А триптих, изображающий замерзающего часового, не вызвал бы столь бурной реакции, если бы Верещагин не дал ему едкое название «На Шипке все спокойно».

«Апофеоз войны» не стал исключением: чтобы избежать недопонимания, художник сделал на раме надпись: «Посвящается всем великим завоевателям - прошедшим, настоящим и будущим».

«Здесь дело не только в том, с каким именно мастерством Верещагин написал своими кистями сухую пожженную степь и среди нее пирамиду черепов, с порхающими кругом воронами, отыскивающими еще уцелевший, может быть, кусочек мясца, – писал об этой картине критик Владимир Стасов. – Нет! Тут явилось в картине нечто более драгоценное и более высокое, нежели необычайная верещагинская виртуальность красок: это глубокое чувство историка и судьи человечества».

И как художник, и как «судья человечества» Верещагин всегда стремился к объективности, всегда старался показать обе стороны медали. Если он писал картину с названием «После удачи», то непременно уравновешивал ее полотном, которое называл «После неудачи», если рисовал «Победителей», то обязательно находил время для «Побежденных». От большинства «военных» картин Верещагина «Апофеоз войны» отличается определенностью авторской позиции: тут нет ни другого дна, ни обратной стороны. Гора иссеченных саблями черепов, разверстые в немом крике мертвые рты, падальщики, пирующие посреди бесплодной пустыни, – вот суть всякой войны, ее подлинный облик и единственный итог.

«Если не считать ворон, это натюрморт, в переводе с французского - мертвая природа», - говорил о своей картине сам Верещагин.

Сегодня «Апофеоз войны» - объект многочисленных подражаний и пародий, визуальный мем, не знающий ни временных, ни географических границ. Родившиеся в СССР помнят его еще по школьным учебникам, те, кто помоложе сталкиваются с его отголосками, например в кинематографе – от «Терминатора» до недавнего «Выжившего».

Впрочем, эффективность Василия Верещагина в качестве «судьи человечества» была понятна уже его современникам. Будучи в США по приглашению Чикагского института искусств, художник писал оттуда в письме: «На предложение водить на выставку детей по низкой цене мне ответили, что мои картины способны отвратить от войны молодежь, что, по словам «господ» этих, нежелательно». Едва ли Верещагин – первый в истории номинант на Нобелевскую премию мира – мог рассчитывать на лучший комплимент.

Автор: Андрей Зимоглядов