Говорит и показывает: цитаты Ильи Репина об эмансипации, праве на эгоизм, страсти к инкогнито и нелюбви к балету
«Там, где Крамской резонерствует, размышляет, доказывает, Репин сверкает, бушует, бурлит и взрывается горячими гейзерами», — так Корней Чуковский характеризовал манеру Ильи Ефимовича формулировать свои мысли и чувства. Артхив прилежно собрал «осколки и брызги» — репинские характерные высказывания по актуальным и вечным вопросам из его писем и мемуаров.
В кустарниках, на Лысой горе, я впервые уразумел законы композиции: её рельеф и перспективу. Растрёпанный, чахлый кустарник на первом плане занимает огромное пространство картины; кокетливо, красиво он прячет за собою лесную тропинку, а великолепную группу деревьев второго плана делает фоном. Вот рельеф картины; а мы всё барельефы сочиняли в Академии.
Есть много недовольных мною и будут звонить на все лады моё пристрастие к красивым барышням, занимающим лучшие места в моей мастерской без всякого на то права, тогда как ученики уходят из неё за неимением места. Видите, как это выходит фатально.
Говорят, любят только тех, кто заставляет страдать; чем больше страданий, тем больше привязанности. Искусство самый опасный предмет любви по своей глубине, непостижимости, вечной новизне, вечной таинственности. В нём больше всего отражается божественное начало в человеке.
В yкpaинcкoм вoeннoм пoceлeнии, в гopoдe Чyгyeвe, в пpигopoднoй cлoбoдe Ocинoвкe, нa yлицe Кaлмыцкoй, нaш дoм cчитaлcя бoгaтым. Хлeбoпaшecтвoм Рeпины нe зaнимaлиcь, a cocтoяли нa пoлoжeнии тopгoвцeв и пpoмышлeнникoв. У нac был пocтoялый двop.
В бoльшoм дoмe y бaбeньки в чиcтыx гopницax былo oчeнь чиcтo и бoгaтo… Тoлькo я нe любил cтpaшнoй кapтины, виceвшeй в чepнoй paмe нa cpeднeй cтeнe oднoй из гopниц. Тaм был нaмaлeвaн мoлoдoй кypчaвый пaнич, дepжaщий зa вoлocы гpoмaднyю мepтвyю гoлoвy c пpoбитым лбoм. Тaкoe cтpaшилищe этa гoлoвa — cиняя-пpecиняя, и пaнич тaкжe cиний и cтpaшный! Мaмeнькa гoвopилa, чтo этo Дaвид c гoлoвoй вeликaнa Гoлиaфa. Я бoялcя дaжe пpoxoдить мимo этoй кapтины.
Мазепу привязывают к лошади польские паны. Вот картина! Я стал просить маменьку, чтобы купила Мазепу. Нет — и дорога́, и маменьке совсем не понравилась: голый человек… А какие краски были на кафтанах у поляков!.. Какой конь! Чудо! Я так досадовал, что не купили…
Бывaл я нa cвaдьбax, нa бaзapax, в вoлocтяx, нa пocтoялыx двopax, в кaбaкax, в тpaктиpax и в цepквax.. чтo этo зa пpeлecть, чтo этo зa вocтopг!.. A кaкиe дyкaты, мoниcты! Гoлoвныe пoвязки, цвeты! A кaкиe лицa!!! A кaкaя peчь!!! Пpocтo пpeлecть, пpeлecть и пpeлecть!!!
Есть много недовольных мною и будут звонить на все лады моё пристрастие к красивым барышням, занимающим лучшие места в моей мастерской без всякого на то права, тогда как ученики уходят из неё за неимением места. Видите, как это выходит фатально.
Говорят, любят только тех, кто заставляет страдать; чем больше страданий, тем больше привязанности. Искусство самый опасный предмет любви по своей глубине, непостижимости, вечной новизне, вечной таинственности. В нём больше всего отражается божественное начало в человеке.
В yкpaинcкoм вoeннoм пoceлeнии, в гopoдe Чyгyeвe, в пpигopoднoй cлoбoдe Ocинoвкe, нa yлицe Кaлмыцкoй, нaш дoм cчитaлcя бoгaтым. Хлeбoпaшecтвoм Рeпины нe зaнимaлиcь, a cocтoяли нa пoлoжeнии тopгoвцeв и пpoмышлeнникoв. У нac был пocтoялый двop.
В бoльшoм дoмe y бaбeньки в чиcтыx гopницax былo oчeнь чиcтo и бoгaтo… Тoлькo я нe любил cтpaшнoй кapтины, виceвшeй в чepнoй paмe нa cpeднeй cтeнe oднoй из гopниц. Тaм был нaмaлeвaн мoлoдoй кypчaвый пaнич, дepжaщий зa вoлocы гpoмaднyю мepтвyю гoлoвy c пpoбитым лбoм. Тaкoe cтpaшилищe этa гoлoвa — cиняя-пpecиняя, и пaнич тaкжe cиний и cтpaшный! Мaмeнькa гoвopилa, чтo этo Дaвид c гoлoвoй вeликaнa Гoлиaфa. Я бoялcя дaжe пpoxoдить мимo этoй кapтины.
Мазепу привязывают к лошади польские паны. Вот картина! Я стал просить маменьку, чтобы купила Мазепу. Нет — и дорога́, и маменьке совсем не понравилась: голый человек… А какие краски были на кафтанах у поляков!.. Какой конь! Чудо! Я так досадовал, что не купили…
Бывaл я нa cвaдьбax, нa бaзapax, в вoлocтяx, нa пocтoялыx двopax, в кaбaкax, в тpaктиpax и в цepквax.. чтo этo зa пpeлecть, чтo этo зa вocтopг!.. A кaкиe дyкaты, мoниcты! Гoлoвныe пoвязки, цвeты! A кaкиe лицa!!! A кaкaя peчь!!! Пpocтo пpeлecть, пpeлecть и пpeлecть!!!
1889, 98×78 см
1880, 34×52 см
1880-е
, 30.4×33.1 см
1881, 116×186 см
1880, 29.5×38.2 см
1876
1867, 64×50 см
1877, 125.2×97.5 см
1887, 55.5×87.3 см
Читайте также
Картины Репина переезжают для масштабных выставок
Трудно удержать молодых людей дома. Париж, столица мира для всех проявлений жизни, манит к себе художников всех стран. Туда, как у нас на Запорожье в оное время, стекаются теперь все удалые головы и там узнают цену всему, там меряются силами, хотя барахтаются в этой сутолоке и погибают массами, как мухи в мухоловке.
Опасно постареть душевно и не угадать нового движения эстетической жизни молодого поколения. Вот где и начнётся разлад, антипатия и антагонизм. Тогда — свиней пасти, у этих традиции крепки и неизменны.
Я вcтaл co cтyлa, чтoбы ycтyпить eй мecтo. Oнa (Валентина Семеновна Серова, мать будущего художника — ред.) пocмoтpeлa нa мeня c пpeзpитeльнoй cтpoгocтью и, едвa cдepживaя иpoничecкyю yлыбкy, yшлa в oблacть кoшмapнoгo тaбaчнoгo дымa. Нa дpyгoй дeнь я cпpocил Aнтoкoльcкoгo: «Oтчeгo этo xoзяйкa c нacмeшкoй и пpeзpeниeм oтoшлa oт мeня, кoгдa я xoтeл ycтyпить eй cвoй cтyл?» «A этo, видишь, нoвaя мoлoдeжь cчитaeт эти cвeтcкие мaнepы пoшлocтью. Дeвицы и мyжчины paвны; a этo yxaживaниe иx ocкopбляeт… У cтyдeнтoв бpoшeны дaвнo вce эти cpeднeвeкoвыe китaйщины». «Вoт кaк! Бyдeм знaть… A я дyмaл, нe выпaчкaнa ли y мeня физиoнoмия в кpacкax».
Разочарование собою — это так знакомо мне, что я даже и вспоминать к ночи не хочу, — не уснешь.
Когда позируют очень безукоризненно, терпеливо, портрет выходит скучный, безжизненный, и, наоборот, при нетерпеливом сидении получаются удачные сюрпризы. У меня с Третьякова, который сидел с необычайным старанием, портрет вышел плохой, а Писемский, вскакивавший каждые пять минут для отдыха, помог мне. Его портрет имел большой успех.
Опасно постареть душевно и не угадать нового движения эстетической жизни молодого поколения. Вот где и начнётся разлад, антипатия и антагонизм. Тогда — свиней пасти, у этих традиции крепки и неизменны.
Я вcтaл co cтyлa, чтoбы ycтyпить eй мecтo. Oнa (Валентина Семеновна Серова, мать будущего художника — ред.) пocмoтpeлa нa мeня c пpeзpитeльнoй cтpoгocтью и, едвa cдepживaя иpoничecкyю yлыбкy, yшлa в oблacть кoшмapнoгo тaбaчнoгo дымa. Нa дpyгoй дeнь я cпpocил Aнтoкoльcкoгo: «Oтчeгo этo xoзяйкa c нacмeшкoй и пpeзpeниeм oтoшлa oт мeня, кoгдa я xoтeл ycтyпить eй cвoй cтyл?» «A этo, видишь, нoвaя мoлoдeжь cчитaeт эти cвeтcкие мaнepы пoшлocтью. Дeвицы и мyжчины paвны; a этo yxaживaниe иx ocкopбляeт… У cтyдeнтoв бpoшeны дaвнo вce эти cpeднeвeкoвыe китaйщины». «Вoт кaк! Бyдeм знaть… A я дyмaл, нe выпaчкaнa ли y мeня физиoнoмия в кpacкax».
Разочарование собою — это так знакомо мне, что я даже и вспоминать к ночи не хочу, — не уснешь.
Когда позируют очень безукоризненно, терпеливо, портрет выходит скучный, безжизненный, и, наоборот, при нетерпеливом сидении получаются удачные сюрпризы. У меня с Третьякова, который сидел с необычайным старанием, портрет вышел плохой, а Писемский, вскакивавший каждые пять минут для отдыха, помог мне. Его портрет имел большой успех.
Читайте также
Арткрытки: 10 цитат Ильи Репина
Приготовьтесь заранее, что любовь ваша пройдёт, она должна замениться дружбой. А дружба рождается только из преданности. Если женщина способна быть преданной вполне интересам своего мужа, она — драгоценный друг, который необходим мужчине, с которым он не расстанется ни на минуту во всю жизнь, которого он будет любить и уважать глубоко в душе всю жизнь. Если муж будет предан своей жене, детям, будет относиться с полным уважением к жене (в случае утраты любви), семья счастлива. Но если эти оба субъекта увлекутся свободой действий, самостоятельной эмансипацией, разнородной деятельностью, дающей каждому самостоятельное положение, — семья пропала, разрыв неизбежен.
У меня часто выходит с письмами, что вместо шутливого тона выходит безобразно тупо. И я не замечаю сам в ту минуту, а после чувствую всю свою тяжеловесную грубость — вместо игривости.
Ведь любовь всегда так. Если она сильна, то, достигнув апогея, она понижается до реакции; а если ее нет, то добрая заботливая душа может возростить и взлелеять на вакантном месте, понемногу, но просто, надолго, навеки. Это лучшая любовь — здоровая, сильная, но спокойная, умная.
Вы желаете знать мое мнение о балете? — Я совершенный профан в этом искусстве. И когда милые барышни семенят на носках и, вытягивая высоко ногу, ставят прямой угол к своему торсу, мне делается так скучно и так жаль этих добросовестно откалМывающих одно и то же, одно и то же… Главное, это так казённо и так некрасиво.
Танцы характерные я люблю, в них много огня, жизни, души… Лезгинка, мазурка, краковяк, трепак, сальторелла…
У меня часто выходит с письмами, что вместо шутливого тона выходит безобразно тупо. И я не замечаю сам в ту минуту, а после чувствую всю свою тяжеловесную грубость — вместо игривости.
Ведь любовь всегда так. Если она сильна, то, достигнув апогея, она понижается до реакции; а если ее нет, то добрая заботливая душа может возростить и взлелеять на вакантном месте, понемногу, но просто, надолго, навеки. Это лучшая любовь — здоровая, сильная, но спокойная, умная.
Вы желаете знать мое мнение о балете? — Я совершенный профан в этом искусстве. И когда милые барышни семенят на носках и, вытягивая высоко ногу, ставят прямой угол к своему торсу, мне делается так скучно и так жаль этих добросовестно откалМывающих одно и то же, одно и то же… Главное, это так казённо и так некрасиво.
Танцы характерные я люблю, в них много огня, жизни, души… Лезгинка, мазурка, краковяк, трепак, сальторелла…
1920-е
1910-е
, 20.7×10.2 см
1900-е
, 37×26.5 см
1874, 22×29 см
1903, 17×22 см
Мoй глaвный пpинцип в живoпиcи: мaтepия кaк тaкoвaя. Мнe нeт дeлa дo кpacoк, мaзкoв и виpтyoзнocти киcти, я вceгдa пpecлeдoвaл cyть: тeлo тaк тeлo.
Вы очень ошибаетесь, думая, что я склонен к спиритизму и приписываю только прочим сынам Земли безобразно тупой материализм. О, нет, материализм прежде всего я чувствую в себе, и в такой степени, что он заглушает во мне многие духовные начала. И при этом, каюсь, я его так люблю, что ни за что не согласился бы сделаться исключительно духовным существом.
Художник должен работать, как деревообделочник. Сначала он грубо обтесывает топором, потом строгает рубанком, и все дальше и дальше инструменты его тоньше, заканчивает он шкуркой, полировкой лаком.
Мне часто вспоминаются слова Льва Николаевича (Толстого — ред.), что видаться часто не надо, он говорит это даже по поводу своего любимца Коли Ге. И правда, может быть, это к лучшему, что я не поселился где-нибудь у вас по соседству, — я бы, пожалуй, надоел вам. А много ли нужно людям иногда, чтобы разойтись?
Чeлoвeк бeз yбeждeний — пycтeльгa, бeз пpинципoв — oн ничтoжнaя никчeмнocть.
В долгий ящик мы, русские, складываем обыкновенно все, что у нас есть лучшего, где оно валяется, валяется и часто совсем выбрасывается по ошибке.
У меня теперь прическа если не очень близко напоминает Авессалома, то уж совсем похожа на шевелюру деревенского попа. И я, кажется, на этой внешности остановлюсь теперь. Если придётся умирать, то я в таком виде буду больше подходить к типу русского художника.
Вы очень ошибаетесь, думая, что я склонен к спиритизму и приписываю только прочим сынам Земли безобразно тупой материализм. О, нет, материализм прежде всего я чувствую в себе, и в такой степени, что он заглушает во мне многие духовные начала. И при этом, каюсь, я его так люблю, что ни за что не согласился бы сделаться исключительно духовным существом.
Художник должен работать, как деревообделочник. Сначала он грубо обтесывает топором, потом строгает рубанком, и все дальше и дальше инструменты его тоньше, заканчивает он шкуркой, полировкой лаком.
Мне часто вспоминаются слова Льва Николаевича (Толстого — ред.), что видаться часто не надо, он говорит это даже по поводу своего любимца Коли Ге. И правда, может быть, это к лучшему, что я не поселился где-нибудь у вас по соседству, — я бы, пожалуй, надоел вам. А много ли нужно людям иногда, чтобы разойтись?
Чeлoвeк бeз yбeждeний — пycтeльгa, бeз пpинципoв — oн ничтoжнaя никчeмнocть.
В долгий ящик мы, русские, складываем обыкновенно все, что у нас есть лучшего, где оно валяется, валяется и часто совсем выбрасывается по ошибке.
У меня теперь прическа если не очень близко напоминает Авессалома, то уж совсем похожа на шевелюру деревенского попа. И я, кажется, на этой внешности остановлюсь теперь. Если придётся умирать, то я в таком виде буду больше подходить к типу русского художника.
Портрет Ильи Репина
1901, 34.6×35 см
Никакие благие намерения автора не остановят меня перед плохим холстом. В моих глазах он (автор — ред.) тем противнее, что взялся не за своё дело и шарлатанит в чуждой ему области, выезжает на невежестве зрителей.
И еще раз каюсь: всякий бесполезный пустяк, исполненный художественно, тонко, изящно, со страстью к делу, восхищает меня до бесконечности, и я не могу налюбоваться на него — будь то ваза, дом, колокольня, костёл, ширма, портрет , драма, идиллия.
Лев Толстой говорит, что нелюбившая и нелюбимая женщина возбуждает в нем жалость, но, право, еще большую жалость возбудит женщина, увлекшаяся страстно до самозабвения, особенно когда ее страсть не будет взаимна. Припоминаю себя: каким я был отвратительным, гадким под игом страсти — гнусное животное. Слава богу, что все это прошло, и вот уже два года, как я совсем спокоен и даже не желаю повторений; а прежде я бы тосковал без этого пьянства, без этой дури.
Знаете ли? Никогда я не видел столько красавиц — «писаных красавиц» — как в Тифлисе. Хотя красота эта и не в моем вкусе — брюнетки; но поражающая красота; та, о которой Гоголь пишет в «Вие», — острая чернота глаза, картинный взмах бровей, — но это натура без подделки, это-то и поражает. Глазам не веришь. И большею частью какая статность! Какой рост! И мужчины есть — просто идеальных форм!
Посмотрите-ка в толпу, где угодно, — много вы встретите красивых лиц, да еще непременно, для вашего удовольствия, вылезших на первый план?
И еще раз каюсь: всякий бесполезный пустяк, исполненный художественно, тонко, изящно, со страстью к делу, восхищает меня до бесконечности, и я не могу налюбоваться на него — будь то ваза, дом, колокольня, костёл, ширма, портрет , драма, идиллия.
Лев Толстой говорит, что нелюбившая и нелюбимая женщина возбуждает в нем жалость, но, право, еще большую жалость возбудит женщина, увлекшаяся страстно до самозабвения, особенно когда ее страсть не будет взаимна. Припоминаю себя: каким я был отвратительным, гадким под игом страсти — гнусное животное. Слава богу, что все это прошло, и вот уже два года, как я совсем спокоен и даже не желаю повторений; а прежде я бы тосковал без этого пьянства, без этой дури.
Знаете ли? Никогда я не видел столько красавиц — «писаных красавиц» — как в Тифлисе. Хотя красота эта и не в моем вкусе — брюнетки; но поражающая красота; та, о которой Гоголь пишет в «Вие», — острая чернота глаза, картинный взмах бровей, — но это натура без подделки, это-то и поражает. Глазам не веришь. И большею частью какая статность! Какой рост! И мужчины есть — просто идеальных форм!
Посмотрите-ка в толпу, где угодно, — много вы встретите красивых лиц, да еще непременно, для вашего удовольствия, вылезших на первый план?
1883, 175×280 см
1907, 184×322 см
1892, 34.8×54.6 см
Напоминаем, что в Третьяковской галерее до 18 августа 2019 года проходит юбилейная выставка, посвященная 175-летию со дня рождения выдающегося живописца. А в Русском музее экспозиция «Илья Репин» запланирована на октябрь 2019 года.
Я человек шестидесятых годов, отсталый человек… Всеми своими ничтожными силёнками я стремлюсь олицетворять мои идеи в правде; окружающая жизнь меня слишком волнует, не даёт покоя, сама просится на холст; действительность слишком возмутительна, чтобы со спокойной совестью вышивать узоры.
Что вам сказать о пресловутом Риме? Ведь он мне совсем не нравится! Отживший, мертвый город, и даже следы-то жизни остались только пошлые, поповские, — не то, что во Дворце дожей, в Венеции! Только один Моисей Микель-Анджело действует поразительно. Остальное, и с Рафаэлем во главе, такое старое, детское, что смотреть не хочется. Какая гадость тут в галереях! Просто не на что глядеть, только устаешь бесплодно.
Осматривая в Венеции работы бессмертных ее художников, я буквально был прикован к одному холсту Тинторетто, на нем у одной фигуры не была дописана рука. Боже мой! Я никак не мог оторваться. Мысленно благодарил Провидение, остановившее кисть Тинторетто в этом месте. Покидая Венецию, я прежде всего побежал во дворец, чтобы взглянуть еще раз, на прощанье, на это чудо. Взволнованный, я вбегаю в зал, вот и холст, но что это?! — рука дописана… Безжалостный болван и невежда — произвел реставрацию! Я чуть не заплакал от горя и досады.
Мне Рафаэль попросту не нравится. Он не живописец, а — желтяк.
Суриков — истинно огромная сила! Какие у него композиции! Колорит! А что касается рисунка — он слаб, особенно в построении фигур. Большие анатомические неверности допускал он. Только представьте поднявшимся его нищего, сидящего на первом плане в «Боярыне Морозовой»! Когда мы жили в Москве, Васнецов, Поленов и я, то мы сговорились помочь Сурикову, но так, чтобы не задеть его самолюбия. Завели у меня сообща вечерние рисования с обнажённой модели с тем, чтобы на эти штудии заманивать Сурикова, подвинуть слабую сторону его искусства.
Что вам сказать о пресловутом Риме? Ведь он мне совсем не нравится! Отживший, мертвый город, и даже следы-то жизни остались только пошлые, поповские, — не то, что во Дворце дожей, в Венеции! Только один Моисей Микель-Анджело действует поразительно. Остальное, и с Рафаэлем во главе, такое старое, детское, что смотреть не хочется. Какая гадость тут в галереях! Просто не на что глядеть, только устаешь бесплодно.
Осматривая в Венеции работы бессмертных ее художников, я буквально был прикован к одному холсту Тинторетто, на нем у одной фигуры не была дописана рука. Боже мой! Я никак не мог оторваться. Мысленно благодарил Провидение, остановившее кисть Тинторетто в этом месте. Покидая Венецию, я прежде всего побежал во дворец, чтобы взглянуть еще раз, на прощанье, на это чудо. Взволнованный, я вбегаю в зал, вот и холст, но что это?! — рука дописана… Безжалостный болван и невежда — произвел реставрацию! Я чуть не заплакал от горя и досады.
Мне Рафаэль попросту не нравится. Он не живописец, а — желтяк.
Суриков — истинно огромная сила! Какие у него композиции! Колорит! А что касается рисунка — он слаб, особенно в построении фигур. Большие анатомические неверности допускал он. Только представьте поднявшимся его нищего, сидящего на первом плане в «Боярыне Морозовой»! Когда мы жили в Москве, Васнецов, Поленов и я, то мы сговорились помочь Сурикову, но так, чтобы не задеть его самолюбия. Завели у меня сообща вечерние рисования с обнажённой модели с тем, чтобы на эти штудии заманивать Сурикова, подвинуть слабую сторону его искусства.
1899, 63×86 см
1887, 304×587.5 см
1877, 62.5×54 см
Увольте, увольте меня от слушания восторгов по адресу декаденства.
Москва ни в чем не виновата по отношению ко мне. Да вообще обвинять город, какой бы то ни было, это смешно. А Москва, конечно, город торговый по преимуществу, и потому мало способный к движению вперед, к образованию — некогда. Климат здесь хороший, свет чистый, ровный, солнце яркое, внешний вид красивый, чего вы ничем не замените в вашем казарменном Питере, в этом болотном, темном, прогнившем воздухе. Ну, да что об этом препираться… Правда, интеллигенции здесь мало, да ведь и в Питере ее не бог знает сколько.
А вообще я людей люблю и не особенно строго ставлю им в вину их пороки; на все есть свои резоны. Особенно на эгоизм человек имеет неотъемлемое право, это даже не порок.
Жизнь задумана так необъятно широко, и сколько наслаждений, сколько счастия лежит кругом человека, если он способен пользоваться им. Да, счастье надо искать, надо жертвовать многим, надо готовиться себя развивать до понимания его и пользования им. А то что же, ведь большинство нас на всё смотрит, как баран в Библию.
Не люблю, когда обо мне говорят, или пишут, или знают. У меня страсть к инкогнито.
Цитаты собрала Анна Вчерашняя
Москва ни в чем не виновата по отношению ко мне. Да вообще обвинять город, какой бы то ни было, это смешно. А Москва, конечно, город торговый по преимуществу, и потому мало способный к движению вперед, к образованию — некогда. Климат здесь хороший, свет чистый, ровный, солнце яркое, внешний вид красивый, чего вы ничем не замените в вашем казарменном Питере, в этом болотном, темном, прогнившем воздухе. Ну, да что об этом препираться… Правда, интеллигенции здесь мало, да ведь и в Питере ее не бог знает сколько.
А вообще я людей люблю и не особенно строго ставлю им в вину их пороки; на все есть свои резоны. Особенно на эгоизм человек имеет неотъемлемое право, это даже не порок.
Жизнь задумана так необъятно широко, и сколько наслаждений, сколько счастия лежит кругом человека, если он способен пользоваться им. Да, счастье надо искать, надо жертвовать многим, надо готовиться себя развивать до понимания его и пользования им. А то что же, ведь большинство нас на всё смотрит, как баран в Библию.
Не люблю, когда обо мне говорят, или пишут, или знают. У меня страсть к инкогнито.
Цитаты собрала Анна Вчерашняя
