«Отец русского футуризма», хлесткий в своих высказываниях и резкий в манифестах, Давид Бурлюк в жизни был человеком спокойным, неприхотливым и с обостренным отцовским инстинктом по отношению к «сбрасывающим классиков с парохода современности». Более того, человеком, который умудрялся не ссориться с окружающими его во множестве футуристами – а уж они, как правило, мягким нравом не отличались. При этом фамилия его стала нарицательной, а Александр Блок даже жаловался: «Бурлюки, которых я еще не видал, отпугивают меня. Боюсь, что здесь больше хамства, чем чего-либо другого…».
Давид Бурлюк родился в семье агронома в Харьковской губернии. У него было два брата и три сестры. Все они не чурались кисти, а Николай к тому же был неплох как поэт. Кстати, именно Николай «подарил», если уместно так говорить, отличительную внешнюю особенность Давиду. В детстве во время драки Николай выбил брату глаз. Впоследствии стеклянный глаз и лорнет стали фирменным знаком Давида Бурлюка. Он бравировал им и даже заявлял, что его особенный художественный взгляд связан с тем, что на мир он смотрит одним глазом.
Давид обучался в художественных училищах Казани и Одессы, пытался поступить в Академию художеств, но провалил экзамен. Пришлось «довольствоваться» Мюнхеном (Королевская академия искусств) и Парижем (Школа изящных искусств Кормона).
Отличный организатор и заводила, он умел не только сплотить вокруг себя всех заинтересованных, но и проводил выставки, сочинял манифесты и лично выпестовал нескольких светил. Маяковский говорил, что именно Бурлюк сделал его поэтом – давал ему каждый день 50 копеек, чтобы тому не приходилось писать впроголодь. И речь отнюдь не о метафоре.
По возвращении после обучения в Россию Бурлюк оказался в самой гуще литературно-художественного авангарда. В 1910-е годы в имении Чернянка (Херсонский край), где его отец работал управляющим, побывали поэты Маяковский, Каменский и Хлебников, художники
Ларионов и
Лентулов и многие другие. Там же Давид Бурлюк написал знаменитый манифест футуристов с говорящим названием
«Пощечина общественному вкусу», где призывал
«сбросить классиков с парохода современности».
Бурлюк был одним из организаторов художественного
общества «Бубновый валет», в котором отрицали академизм и реализм, а вот к постимпрессионизму, фовизму и кубизму относились тепло. Впоследствии «Бубновый валет» распался на два течения: часть художников отделилась и избрала ориентиром новую французскую живопись (Роберт Фальк, Петр Кончаловский), а Бурлюк, Малевич, Гончарова и Ларионов ориентировались на национальный колорит, народное искусство и лубок. Свое движение они назвали весьма эпатажно – «Ослиный хвост».
Давид Бурлюк отметился, кажется, во всех многочисленных художественных направлениях того смутного времени. Исследователи этого периода любят обтекаемо говорить, что «творчество Давида Бурлюка весьма эклектично». В 1910-е годы он «заигрывал» с примитивизмом. Отголоски Шагала, отменившего законы гравитации и отправившего своих героев в полет, можно увидеть в
«Безголовом парикмахере». Впрочем, именно в этой картине сходство чисто техническое, волшебство Шагала не перешло на холст Давида Бурлюка. Оно и понятно – он писал «Парикмахера» во время работы над «Пощечиной общественному вкусу», и отразил в ней «трех китов» футуризма: дисгармонию, ассиметрию и дисконструкцию. Где Шагал, и где дисгармония? Но все же справа из окошка, кажется, выглядывает «немного Шагала». Чувствуется здесь и отголосок «Парикмахерских» Михаила Ларионова (
1,
2,
3).
А, к примеру, в
«Жатве» и
«Потрете песнебойца футуриста Василия Каменского» Бурлюк стал более убедительным. Здесь уже ощущается, что пространство картины живет по своим законам, а не просто нарушает привычные.
Нередко он обращался и к постимпрессионистическим мотивам, особенно в натрюрмортах. Ну разве не очевидно, что
здесь «Ван Гога дух, Ван Гогом пахнет»? Позднее, эмигрировав в США, Бурлюк сам себя провозгласит «американским Ван Гогом».
Пейзажи Бурлюка в целом выполнены довольно реалистично. Особенность их в том, что он нередко использовал очень густую красочную фактуру, так что на холсте получались целые «наросты», как например, в
«Пейзаже с дорогой».
Сколь хлесток и безжалостен Бурлюк в своих обличительных манифестах! Как рьяно призывает предать забвению всё, кажущееся вчерашним днем. Он обличает и уличает, отблеск его лорнета всегда на передовой. Кажется, такой человек и в жизни должен быть резким, неуемным, непримиримым. Что же говорят по этому поводу современники?
Давид Бурлюк всячески носился с Хлебниковым, заботился о Маяковском, который до конца жизни называл его своим учителем, совершенно потряс 25-летнего поэта Бенедикта Лившица, пригласив его в Чернянку со словами: «Деточка, едем со мной!».
«Отец русского футуризма» и вправду проявлял отеческие чувства к своим соратникам. Здесь уместно вспомнить менее известное выражение из «Манифеста», чем сбрасываемые Пушкин и Толстой, но, возможно, приоткрывающее загадку личности Давида Бурлюка:
«Кто не забудет первой любви, тот не узнает любви последней». Может, именно благодаря нахальному отсутствию пиетета по отношению к авторитетам прошлым он был наполнен нежностью и бережностью по отношению к нынешним – расхристанным, неуклюжим, колючим будущим героям? Есть легенда о том, что Илья Репин хотел написать портрет Велимира Хлебникова, но получил отказ. Хлебников заявил, что его уже написал Бурлюк, и лучше просто невозможно, поскольку
«только там я похож на треугольник». Позже Аристарх Лентулов будет разочарован встречей с Бурлюком, ибо ожидал увидеть эдакого демона с лорнетом, ниспровергателя ценностей, а перед ним предстал
«средней руки бизнесмен на пенсии». Лентулов вспоминает, что
«по натуре Бурлюк был семьянин-обыватель, не стремящийся к роскоши».
Во время гражданской войны Бурлюк оказывается в Башкирии, а затем странствует по Сибири и Дальнему Востоку, пропагандируя футуризм. К тому времени он уже женат. Мария Бурлюк (в девичестве Еленевская) эмигрировала с мужем в Японию в 1920 году (есть версия, что ее отец был влиятельным человеком во Владивостоке и помог с эмиграцией). В Японии Давид Бурлюк написал около десяти пейзажей:
"Гора Фудзи, Япония",
"Ворота храма в Японии".
Некоторые исследователи полагают, что японский период был для Бурлюка исключительно способом заработать деньги на эмиграцию в США, и писал он на потребу публике. Японские искусствоведы категорически не согласны с таким подходом. Тем более что о футуризме Бурлюк и в Японии не забывал:
«На пляже». Страна Восходящего солнца вообще считает Давида Бурлюка родоначальником японского футуризма (и здесь он отец!).
В 1922 году Бурлюк переезжает в США и открывает издательство, которое выпускало прозу, стихи, публицистику и мемуары. Он успешно ассимилировался в Америке. Он много пишет, признан, его работы выставляются в лучших музеях и галереях, он много путешествует по Европе. В 1950 году даже открывает на Лонг-Айленде собственную галерею.
Давид Бурлюк сравнивал художественное произведение с аккумулятором, который должен подзаряжать. Судя по его жизни, он и сам оказался отличным «художественным произведением». И его заряда хватило для того, чтобы в полной мере проявило себя множество художников и поэтов нового искусства. Да и самому Бурлюку, не забываем, удалось «родить» и российский, и японский футуризм.
Автор: Алена Эсаулова