Наталья Гарбер, 2013-2017, из книги «Тайные истории Пушкинских гор»
Julija
XX century
Кто скажет, чтоб Сальери гордый был
Когда-нибудь завистником презренным,
Змеей, людьми растоптанною, вживе
Песок и пыль грызущею бессильно?
Никто!.. А ныне — сам скажу — я ныне
Завистник. Я завидую; глубоко,
Мучительно завидую. — О небо!
Где ж правота, когда священный дар,
Когда бессмертный гений — не в награду
Любви горящей, самоотверженья,
Трудов, усердия, молений послан —
А озаряет голову безумца,
Гуляки праздного?.. О Моцарт, Моцарт!
монолог Сальери из трагедии А.С.Пушкина «Моцарт и Сальери»
Когда-то великий Пушкин написал «Моцарта и Сальери», дав нам образец разрушающей гений анти-творческой страсти. Легенда гласит, что Пушкин написал эту трагедию после того, как в Россию приехал поэт-импровизатор Адам Мицкевич. Первый поэт России услышал, как приезжий поляк говорит на любую тему только что придуманными рифмованными строчками, и возопил по-французски: «Какой гений! Какой священный огонь! Что я рядом с ним?».
Расцеловал Мицкевича, подружился с ним, но все-таки однажды, говорят, пригласил на свидание даму Мицкевича – не выдержал силы ее восхищения поляком. На свидании Пушкин обаял красавицу своими стихами и тонким обращением, а на прощанье она ему возьми да и скажи: «Александр, вы такой талантливый! Почти как мой Адам». И тут бедный Пушкин ощутил в себе смертельную зависть. Но поскольку Александр Сергеевич был гений, то он не убил соперника, а написал для нас всех «Моцарта и Сальери», в котором изобразил и свое «моцартианство», и свое «сальерианство», вызванное Мицкевичем.
Через много лет большой поэт Осип Мандельштам повторил вслед за солнцем русской поэзии, что «в каждом поэте есть и Моцарт, и Сальери». Это правда и о темных сторонах наших душ, и о том, что каждый из нас способен до некоторой степени как вдохновенно творить и легко делиться этими творениями с миром, так и заниматься маркетинговым нетворкингом и выгодно продавать свои творения. Но сегодня люди вышли на новый уровень интеграции этих своих субличностей: мы стали слишком влиятельными и эгоистичными «Сальери» для Земли и нам пора подключить «моцартианское» видение Планеты для истинной заботы о ней, чтобы биосфера, частью которой являемся мы все, смогла выжить и расцвести.
В середине XX века гений космического взгляда на смысл земной жизни - Владимир Вернадский - говорил, что человечество уже перестало быть популяцией, а стало биосферообразующей силой, не имеющей на Земле никакой конкуренции. Посему либо мы станем управлять живым организмом биосферы в ее интересах, которые включают, но не ограничиваются нашими, - либо попробуем подчинить биосферу себе, и тогда она нас уничтожит. Не со зла, а просто потому что когда один тип клеток начинает подчинять себе весь организм, то он называется раковая опухоль и вершина его успеха является одновременно смертью организма – его носителя. Так что, если мы хотим выжить, нам надо волноваться о счастье биосферы всей Земли, а затем уж о своем, ибо наше счастье – часть общего. Иначе – никак.
В «рифму» к Вернадскому Джон Стейнбек в романе «Зима тревоги нашей» писал в 1960: «В прежние времена на перемены нас вынуждали идти превратности климата, бедствия, эпидемии. Ныне над нами тяготеет биологическое преуспевание рода человеческого. Мы одолели всех своих врагов, кроме самих себя». Как мы видим сегодня, эгоистичный и тщеславный Homo Sapience выбрал сальерианский путь раковой опухоли и теперь обнаруживает себя под нарастающей лавиной экологических, экономических и духовных кризисов. Может ли нас спасти Моцарт?
В «Амадеусе» он воплощал божественную музыку, но воспринимал свою гениальность как личное свойство, а не канал мироздания - и потому требовал признания у тех, кому его музыка была непосильна, и искал помощи и дружбы у завистника Сальери. Моцарт полагал, что его безусловный высокий дар обязывает мир ему подчиниться. А мир был занят своими играми власти и денег. Его отец-продюсер видел только путь подчинения и продажи гения духовным властям, ибо тогда они были сильнее светских, и не давал гению Моцарта возможностей свободного волеизъявления. Не давал вольно дышать.
Сальери, как и отец Моцарта, умел получать признание и деньги, продюсируя себя, благо отсутствие высокого творческого дара его от задач продажи не отвлекало. Однако он был способен оценить гениальное, и мечтал обладать им ради славы у людей (деньги у него были и так). Парадокс состоял в том, что Сальери хотел писать музыку Моцарта, чтобы люди восторгались им. Но, чтобы так восторгаться, тоже нужен талант, и он есть не у всякого. Люди рады Моцарту, но не ценят его по заслугам при жизни, когда автора волнуют деньги и слава.
Парадоксально, но легкомысленный Моцарт и тяжеловесный Сальери оступаются на одном и том же: они полагают дар человека его собственностью и ждут от него денег и славы, меж тем как дар - это послание высших сил мироздания, доверяющих нам воплощать и нести в мир этот самый дар. Он принадлежит не церкви, не власти, не обществу, не семье и не нам, а биосфере, из которое его получили как самые скромные живые существа этой Планеты, так и гении Моцарт и Пушкин. И наше всеобщее освобождение от мук воплощения своего дара и пути - в осознании того, что каждый из нас - всего лишь канал и управляющий своего дара, и наша работа – с чистым умом и сердцем, с любовью и мудростью к себе и другим следовать ему, равно относясь к признанию и неодобрению, к удаче и поражению, к врагу и другу. Все это - часть пути. Звучит почти невероятно, но когда глядишь на Землю из космоса, это становится совершенно и пронзительно очевидным.
«Моцартов» среди нас мало, потому что мы не даем им свободно дышать. Поэтому когда я встречаю людей, чей «Моцарт» явлен, то радуюсь и люблю их всей душой. «Моцартианство» в себе и других вызывает у меня чувство радости, которое ни с чем не перепутаешь, ибо в этот момент я ощущаю, как со мной весело и прямо говорит Вселенная, на всех ее уровнях от очевидных до невероятных. С такими людьми я играю джем-сейшен и передаю им свои лучшие поэмы. По тонким мирам все это доходит до адресатов, я знаю.
Когда-нибудь завистником презренным,
Змеей, людьми растоптанною, вживе
Песок и пыль грызущею бессильно?
Никто!.. А ныне — сам скажу — я ныне
Завистник. Я завидую; глубоко,
Мучительно завидую. — О небо!
Где ж правота, когда священный дар,
Когда бессмертный гений — не в награду
Любви горящей, самоотверженья,
Трудов, усердия, молений послан —
А озаряет голову безумца,
Гуляки праздного?.. О Моцарт, Моцарт!
монолог Сальери из трагедии А.С.Пушкина «Моцарт и Сальери»
Когда-то великий Пушкин написал «Моцарта и Сальери», дав нам образец разрушающей гений анти-творческой страсти. Легенда гласит, что Пушкин написал эту трагедию после того, как в Россию приехал поэт-импровизатор Адам Мицкевич. Первый поэт России услышал, как приезжий поляк говорит на любую тему только что придуманными рифмованными строчками, и возопил по-французски: «Какой гений! Какой священный огонь! Что я рядом с ним?».
Расцеловал Мицкевича, подружился с ним, но все-таки однажды, говорят, пригласил на свидание даму Мицкевича – не выдержал силы ее восхищения поляком. На свидании Пушкин обаял красавицу своими стихами и тонким обращением, а на прощанье она ему возьми да и скажи: «Александр, вы такой талантливый! Почти как мой Адам». И тут бедный Пушкин ощутил в себе смертельную зависть. Но поскольку Александр Сергеевич был гений, то он не убил соперника, а написал для нас всех «Моцарта и Сальери», в котором изобразил и свое «моцартианство», и свое «сальерианство», вызванное Мицкевичем.
Через много лет большой поэт Осип Мандельштам повторил вслед за солнцем русской поэзии, что «в каждом поэте есть и Моцарт, и Сальери». Это правда и о темных сторонах наших душ, и о том, что каждый из нас способен до некоторой степени как вдохновенно творить и легко делиться этими творениями с миром, так и заниматься маркетинговым нетворкингом и выгодно продавать свои творения. Но сегодня люди вышли на новый уровень интеграции этих своих субличностей: мы стали слишком влиятельными и эгоистичными «Сальери» для Земли и нам пора подключить «моцартианское» видение Планеты для истинной заботы о ней, чтобы биосфера, частью которой являемся мы все, смогла выжить и расцвести.
В середине XX века гений космического взгляда на смысл земной жизни - Владимир Вернадский - говорил, что человечество уже перестало быть популяцией, а стало биосферообразующей силой, не имеющей на Земле никакой конкуренции. Посему либо мы станем управлять живым организмом биосферы в ее интересах, которые включают, но не ограничиваются нашими, - либо попробуем подчинить биосферу себе, и тогда она нас уничтожит. Не со зла, а просто потому что когда один тип клеток начинает подчинять себе весь организм, то он называется раковая опухоль и вершина его успеха является одновременно смертью организма – его носителя. Так что, если мы хотим выжить, нам надо волноваться о счастье биосферы всей Земли, а затем уж о своем, ибо наше счастье – часть общего. Иначе – никак.
В «рифму» к Вернадскому Джон Стейнбек в романе «Зима тревоги нашей» писал в 1960: «В прежние времена на перемены нас вынуждали идти превратности климата, бедствия, эпидемии. Ныне над нами тяготеет биологическое преуспевание рода человеческого. Мы одолели всех своих врагов, кроме самих себя». Как мы видим сегодня, эгоистичный и тщеславный Homo Sapience выбрал сальерианский путь раковой опухоли и теперь обнаруживает себя под нарастающей лавиной экологических, экономических и духовных кризисов. Может ли нас спасти Моцарт?
В «Амадеусе» он воплощал божественную музыку, но воспринимал свою гениальность как личное свойство, а не канал мироздания - и потому требовал признания у тех, кому его музыка была непосильна, и искал помощи и дружбы у завистника Сальери. Моцарт полагал, что его безусловный высокий дар обязывает мир ему подчиниться. А мир был занят своими играми власти и денег. Его отец-продюсер видел только путь подчинения и продажи гения духовным властям, ибо тогда они были сильнее светских, и не давал гению Моцарта возможностей свободного волеизъявления. Не давал вольно дышать.
Сальери, как и отец Моцарта, умел получать признание и деньги, продюсируя себя, благо отсутствие высокого творческого дара его от задач продажи не отвлекало. Однако он был способен оценить гениальное, и мечтал обладать им ради славы у людей (деньги у него были и так). Парадокс состоял в том, что Сальери хотел писать музыку Моцарта, чтобы люди восторгались им. Но, чтобы так восторгаться, тоже нужен талант, и он есть не у всякого. Люди рады Моцарту, но не ценят его по заслугам при жизни, когда автора волнуют деньги и слава.
Парадоксально, но легкомысленный Моцарт и тяжеловесный Сальери оступаются на одном и том же: они полагают дар человека его собственностью и ждут от него денег и славы, меж тем как дар - это послание высших сил мироздания, доверяющих нам воплощать и нести в мир этот самый дар. Он принадлежит не церкви, не власти, не обществу, не семье и не нам, а биосфере, из которое его получили как самые скромные живые существа этой Планеты, так и гении Моцарт и Пушкин. И наше всеобщее освобождение от мук воплощения своего дара и пути - в осознании того, что каждый из нас - всего лишь канал и управляющий своего дара, и наша работа – с чистым умом и сердцем, с любовью и мудростью к себе и другим следовать ему, равно относясь к признанию и неодобрению, к удаче и поражению, к врагу и другу. Все это - часть пути. Звучит почти невероятно, но когда глядишь на Землю из космоса, это становится совершенно и пронзительно очевидным.
«Моцартов» среди нас мало, потому что мы не даем им свободно дышать. Поэтому когда я встречаю людей, чей «Моцарт» явлен, то радуюсь и люблю их всей душой. «Моцартианство» в себе и других вызывает у меня чувство радости, которое ни с чем не перепутаешь, ибо в этот момент я ощущаю, как со мной весело и прямо говорит Вселенная, на всех ее уровнях от очевидных до невероятных. С такими людьми я играю джем-сейшен и передаю им свои лучшие поэмы. По тонким мирам все это доходит до адресатов, я знаю.
Zajtrk
XX century
Нет! не могу противиться я доле
Судьбе моей: я избран, чтоб его
Остановить — не то мы все погибли,
Мы все, жрецы, служители музыки,
Не я один с моей глухою славой....
Что пользы, если Моцарт будет жив
И новой высоты еще достигнет?
Подымет ли он тем искусство? Нет;
Оно падет опять, как он исчезнет:
Наследника нам не оставит он.
Что пользы в нем? Как некий херувим,
Он несколько занес нам песен райских,
Чтоб, возмутив бескрылое желанье
В нас, чадах праха, после улететь!
Так улетай же! чем скорей, тем лучше.
монолог Сальери из трагедии А.С.Пушкина «Моцарт и Сальери»
Сложность в том, что человечество жадно и тщеславно и все еще надеется обмануть мироздание как несчастный Сальери, то есть присвоить и подчинить себе космическую музыку. Между тем как она, как и поэзия, принадлежит всем и является во всех, кто способен ее слышать и нравственно воплощать. Поэзию и музыку нельзя придумать «от себя», они существуют как биосферный процесс, отражаемый во всем простейших биологических потребностей до сложнейших духовных устремлений Homo Sapience. Поэзия и музыка выражают все эти уровни жизни на чистом и универсальном языке, доступном всем нам в меру наших усилий.
Сложность в том, что люди общества потребления и достижения наивно думают, что станут счастливей, если присвоят это волшебство: кто уплетет его без соли и без лука, тот умным, добрым, храбрым станет вроде Кука, как пел Высоцкий.
И тогда вместо занятия своего природного места в биосфере и посильного подключения к внутренней музыке всемирной поэзии наш внутренний «Сальери» стремится присвоить и подавить ее, использовать ее, а не служить ей. Любить себя в искусстве, а не искусство в себе. Ради чего? Чтобы добиться от мира славы, денег, власти и прочих внешних вещей, которые не заменяют ни божества, ни вдохновенья, ни слез, ни жизни, ни любви. Почему? Ибо не чувствуют биосферного единства, и разделяя мир на себя и других, видят свое счастье в эгоистическом получении, а биосфероцентричном обмене энергиями. Ибо вместо мудрости, любви и посильной помощи всем живым существам ищут информации, контроля и власти над ресурсами этих существ. И это тупик, ведущий нас к коллапсу биосферы.
Вообще надо сказать, что для того, чтобы заниматься творчеством – не важно, в форме производства или продвижения нового, нужно быть чувствительным: тогда ты улавливаешь то, мимо чего проходят обычные люди, и понимаешь то, что говорят гении. Новатору в любой сфере нужно быть странным, чтобы генерировать неожиданные и нестандартные идеи, нужно уметь жить в странных, постоянно изменяющихся процессах, ибо творчество, в отличие от работы по алгоритму, процесс малопредсказуемый. И, как известно, чтобы быть верной, новая идея должна быть немного сумасшедшей. Это одна сторона творческого процесса, и главная ее сложность для носителя – он все время перемещается от одной идеи к другой, не имея склонности богатеть на их тиражировании, ибо только многократное (и скучное Моцартам) тиражирование приносит настоящий большой доход.
Моцарту в фильме «Амадеус» было жалко времени на учеников, потому что они отвлекали его от написания музыки. Ему была очевидна ее гениальность и ужасно раздражала необходимость объяснять менее даровитым другим, как воспринимать и ценить его музыку. А только так ее можно было подороже продавать – как это умел делать социально адаптированный Сальери.
У Сальери, напротив, именно на продажи всегда есть время и силы, он живет за счет коммуникации. Божественной музыки внутри у него нет, однако есть способность оценить чужую гениальность. Сальери мог бы быть гениальным продюсером Моцарта, если бы умел уважать природу, наградившую Моцарта даром слышать и создавать высокую музыку, а Сальери – только даром понимать и продвигать ее. Доносить до людей и продвигать шедевр, и в итоге зарабатывать деньги умеет именно продюсер. Но Сальери в «Амадеусе» не хочет исполнять эту роль, он хочет присвоить музыку Моцарта – его последний «Реквием» - и тем возвыситься над Моцартом и публикой, предъявив шедевр от своего лица. Мироздание и Бога этим, конечно, не обманешь, но людей – можно.
Сладость этого обмана в том, что вторая часть реализации творческой идеи в мире – это на самом деле донесение ее до человечества. Когда вы придумали идею, ее нужно представить и донести до масс, а затем продвигать и повторять повсюду до полного превращения в стандарт, на почве которого вырастут новые шедевры. И продюсер умеет это делать с максимальной маржой, то бишь разницей между стоимостью производства и ценой массовой продажи. И вот тут у продюсера и гения всегда противоречие: насколько ценен гениальный продукт, а насколько – его продажа? Сколько имеет право получить вдохновенный и страстный Моцарт, не умеющий продавать свою гениальную музыку, а сколько – сверхкоммуникабельный и дисциплинированный царедворец Сальери, не умеющий писать, как Моцарт?
В биологии эта проблема решена Богом за всех двуполых существ: ребенок имеет по половин генов от каждого родителя, их вклад – 50% на 50%. В творчестве пропорция - всегда вопрос договоренностей и споров. Часто продюсеру кажется, что ему принадлежит 90%, ибо он обеспечивает востребованность шедевра у аудитории с шедевром, а автору – что эти 90% положены ему, ибо он создатель шедевра, без которого аудитории не с чем был бы контактировать. При этом продюсер мечтает о славе автора, а автор - о хватке продюсера, и все это тоже может стать полем битвы между ними - и внутри каждого из них. Потому что каждый Моцарт или Сальери, мечтающий быть творцом, хочет быть един в двух лицах. Это заставляет творческую часть человечества стремиться к «андрогинности», ибо люди-генераторы идей, «музыканты» и «поэты», и люди–двигатели идей, «продюсеры» – это разные психотипы, и совмещение их в одном человеке приближает его к совершенству. И одновременно делает его замкнутой системой, отделенной от всего.
Судьбе моей: я избран, чтоб его
Остановить — не то мы все погибли,
Мы все, жрецы, служители музыки,
Не я один с моей глухою славой....
Что пользы, если Моцарт будет жив
И новой высоты еще достигнет?
Подымет ли он тем искусство? Нет;
Оно падет опять, как он исчезнет:
Наследника нам не оставит он.
Что пользы в нем? Как некий херувим,
Он несколько занес нам песен райских,
Чтоб, возмутив бескрылое желанье
В нас, чадах праха, после улететь!
Так улетай же! чем скорей, тем лучше.
монолог Сальери из трагедии А.С.Пушкина «Моцарт и Сальери»
Сложность в том, что человечество жадно и тщеславно и все еще надеется обмануть мироздание как несчастный Сальери, то есть присвоить и подчинить себе космическую музыку. Между тем как она, как и поэзия, принадлежит всем и является во всех, кто способен ее слышать и нравственно воплощать. Поэзию и музыку нельзя придумать «от себя», они существуют как биосферный процесс, отражаемый во всем простейших биологических потребностей до сложнейших духовных устремлений Homo Sapience. Поэзия и музыка выражают все эти уровни жизни на чистом и универсальном языке, доступном всем нам в меру наших усилий.
Сложность в том, что люди общества потребления и достижения наивно думают, что станут счастливей, если присвоят это волшебство: кто уплетет его без соли и без лука, тот умным, добрым, храбрым станет вроде Кука, как пел Высоцкий.
И тогда вместо занятия своего природного места в биосфере и посильного подключения к внутренней музыке всемирной поэзии наш внутренний «Сальери» стремится присвоить и подавить ее, использовать ее, а не служить ей. Любить себя в искусстве, а не искусство в себе. Ради чего? Чтобы добиться от мира славы, денег, власти и прочих внешних вещей, которые не заменяют ни божества, ни вдохновенья, ни слез, ни жизни, ни любви. Почему? Ибо не чувствуют биосферного единства, и разделяя мир на себя и других, видят свое счастье в эгоистическом получении, а биосфероцентричном обмене энергиями. Ибо вместо мудрости, любви и посильной помощи всем живым существам ищут информации, контроля и власти над ресурсами этих существ. И это тупик, ведущий нас к коллапсу биосферы.
Вообще надо сказать, что для того, чтобы заниматься творчеством – не важно, в форме производства или продвижения нового, нужно быть чувствительным: тогда ты улавливаешь то, мимо чего проходят обычные люди, и понимаешь то, что говорят гении. Новатору в любой сфере нужно быть странным, чтобы генерировать неожиданные и нестандартные идеи, нужно уметь жить в странных, постоянно изменяющихся процессах, ибо творчество, в отличие от работы по алгоритму, процесс малопредсказуемый. И, как известно, чтобы быть верной, новая идея должна быть немного сумасшедшей. Это одна сторона творческого процесса, и главная ее сложность для носителя – он все время перемещается от одной идеи к другой, не имея склонности богатеть на их тиражировании, ибо только многократное (и скучное Моцартам) тиражирование приносит настоящий большой доход.
Моцарту в фильме «Амадеус» было жалко времени на учеников, потому что они отвлекали его от написания музыки. Ему была очевидна ее гениальность и ужасно раздражала необходимость объяснять менее даровитым другим, как воспринимать и ценить его музыку. А только так ее можно было подороже продавать – как это умел делать социально адаптированный Сальери.
У Сальери, напротив, именно на продажи всегда есть время и силы, он живет за счет коммуникации. Божественной музыки внутри у него нет, однако есть способность оценить чужую гениальность. Сальери мог бы быть гениальным продюсером Моцарта, если бы умел уважать природу, наградившую Моцарта даром слышать и создавать высокую музыку, а Сальери – только даром понимать и продвигать ее. Доносить до людей и продвигать шедевр, и в итоге зарабатывать деньги умеет именно продюсер. Но Сальери в «Амадеусе» не хочет исполнять эту роль, он хочет присвоить музыку Моцарта – его последний «Реквием» - и тем возвыситься над Моцартом и публикой, предъявив шедевр от своего лица. Мироздание и Бога этим, конечно, не обманешь, но людей – можно.
Сладость этого обмана в том, что вторая часть реализации творческой идеи в мире – это на самом деле донесение ее до человечества. Когда вы придумали идею, ее нужно представить и донести до масс, а затем продвигать и повторять повсюду до полного превращения в стандарт, на почве которого вырастут новые шедевры. И продюсер умеет это делать с максимальной маржой, то бишь разницей между стоимостью производства и ценой массовой продажи. И вот тут у продюсера и гения всегда противоречие: насколько ценен гениальный продукт, а насколько – его продажа? Сколько имеет право получить вдохновенный и страстный Моцарт, не умеющий продавать свою гениальную музыку, а сколько – сверхкоммуникабельный и дисциплинированный царедворец Сальери, не умеющий писать, как Моцарт?
В биологии эта проблема решена Богом за всех двуполых существ: ребенок имеет по половин генов от каждого родителя, их вклад – 50% на 50%. В творчестве пропорция - всегда вопрос договоренностей и споров. Часто продюсеру кажется, что ему принадлежит 90%, ибо он обеспечивает востребованность шедевра у аудитории с шедевром, а автору – что эти 90% положены ему, ибо он создатель шедевра, без которого аудитории не с чем был бы контактировать. При этом продюсер мечтает о славе автора, а автор - о хватке продюсера, и все это тоже может стать полем битвы между ними - и внутри каждого из них. Потому что каждый Моцарт или Сальери, мечтающий быть творцом, хочет быть един в двух лицах. Это заставляет творческую часть человечества стремиться к «андрогинности», ибо люди-генераторы идей, «музыканты» и «поэты», и люди–двигатели идей, «продюсеры» – это разные психотипы, и совмещение их в одном человеке приближает его к совершенству. И одновременно делает его замкнутой системой, отделенной от всего.
Lubenica
XX century
Человеческая мысль есть функция биосферы, а не только организма. И аналитический прием разделения всегда ведет к неполному и неверному представлению, так как в действительности «природа» есть организованное целое,... организованная земная оболочка – биосфера – и должна отражаться как целое во всех наших научных представлениях.
Владимир Вернадский, из книги "Биосфера", 1941 год
На мой взгляд, дилемма Моцарта разрешается осознанным служением любого человека с любыми талантами на благо всех живых существ и биосферы в целом. Надо только решиться это служение, и все сложится. Потому что тогда ваш внутренний творящий «Моцарт» договорится с вашим же внутренним продающим «Сальери».
В инновационных отраслях это делается с помощью пары основатель-со-основатель, где - первый генератор идей и евангелист «Моцарт», а второй - их продюсер-продажник «Сальери». Дальше запускается цикл совместного управления изменениями, в который вовлекается нарастающая команда перемен, а затем и просто бизнес-структура. Ибо когда текущая «симфония Моцарта» – чем бы они ни была – становится бестселлером, генератор идей уже пишет третий, пятый, десятый шедевр, и с тоской думает, как ему все это придется объяснять, пробивать, продавать. А продажник и маркетолог «Сальери» в этот момент, напротив, чувствует прилив сил: как же, вот сейчас самое время объяснить всем властителям и массам, какую потрясающе ценную вещь им принесли, и продвигать, и продавать, и царить.
Для «Моцарта» в момент, когда все признали новую творческую идею, она уже давно не нова, а повторение и подражание ей дико раздражает творца, в чьей голове летают новые ноты. Он уже записывает свои новые раздражающие всех мысли вокруг и поверх уже всем понятных и тривиальных для него решений и ... процесс запускается сначала. «Сальери» же в этот момент счастливо и активно продает и двигает новый проект и чувствует себя как рыба в воде в пространстве наконец догадавшихся о блеске инновации клиентов и партнеров.
Работая одна, я интегрировала внутренних «Моцарта» и «Сальери», постоянно перемещаясь по циклу перемен. В период погружения в себя и творения «Моцарт» непредсказуемо вел меня к тому, чему я сама удивлялась, стараясь удержать своего «Сальери» от попыток контроля за моей музой свободного дыхания. Затем, когда нечто творческое рождалось, «Сальери» был способен это оценить и упаковать для продвижения новых результатов в мир. И на этапе тиражирования и стандартизации последовательный «Сальери» вел спонтанного «Моцарта», продвигая инновацию в мир и превращая ее в брендовый стандарт этого мира.
И когда «Моцарт» начинал скучать от повторений, чувствуя новое внутри себя, цикл перемен снова овевала муза свободного дыхания - и «Моцарт» хватался за перо, а «Сальери» подставлял бумагу и наблюдал. И снова, о счастье, я «нагишом» погружалась в озеро моей души, где уже формировались потоки новой, свободной, непредсказуемой жизни. И это был - Моцарт!
Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать, сказал гений Александр Сергеевич Пушкин, подаривший нам русского «Моцарта и Сальери». С какого-то момента я обнаружила, что живу музыкой общепланетарных поэм, биосфероцентрично интегрируя внутреннего «Моцарта» и «Сальери». Я стала помогать делать так же другим, потому что знаю - это счастливый путь. Я бы хотела, чтобы все мы научились создавать и делиться внутренней музыкой нашей поэзии в режиме биосфероцентричного джем-сейшена по всей Земле.
Захотите поджемовать – зовите, приду.
Владимир Вернадский, из книги "Биосфера", 1941 год
На мой взгляд, дилемма Моцарта разрешается осознанным служением любого человека с любыми талантами на благо всех живых существ и биосферы в целом. Надо только решиться это служение, и все сложится. Потому что тогда ваш внутренний творящий «Моцарт» договорится с вашим же внутренним продающим «Сальери».
В инновационных отраслях это делается с помощью пары основатель-со-основатель, где - первый генератор идей и евангелист «Моцарт», а второй - их продюсер-продажник «Сальери». Дальше запускается цикл совместного управления изменениями, в который вовлекается нарастающая команда перемен, а затем и просто бизнес-структура. Ибо когда текущая «симфония Моцарта» – чем бы они ни была – становится бестселлером, генератор идей уже пишет третий, пятый, десятый шедевр, и с тоской думает, как ему все это придется объяснять, пробивать, продавать. А продажник и маркетолог «Сальери» в этот момент, напротив, чувствует прилив сил: как же, вот сейчас самое время объяснить всем властителям и массам, какую потрясающе ценную вещь им принесли, и продвигать, и продавать, и царить.
Для «Моцарта» в момент, когда все признали новую творческую идею, она уже давно не нова, а повторение и подражание ей дико раздражает творца, в чьей голове летают новые ноты. Он уже записывает свои новые раздражающие всех мысли вокруг и поверх уже всем понятных и тривиальных для него решений и ... процесс запускается сначала. «Сальери» же в этот момент счастливо и активно продает и двигает новый проект и чувствует себя как рыба в воде в пространстве наконец догадавшихся о блеске инновации клиентов и партнеров.
Работая одна, я интегрировала внутренних «Моцарта» и «Сальери», постоянно перемещаясь по циклу перемен. В период погружения в себя и творения «Моцарт» непредсказуемо вел меня к тому, чему я сама удивлялась, стараясь удержать своего «Сальери» от попыток контроля за моей музой свободного дыхания. Затем, когда нечто творческое рождалось, «Сальери» был способен это оценить и упаковать для продвижения новых результатов в мир. И на этапе тиражирования и стандартизации последовательный «Сальери» вел спонтанного «Моцарта», продвигая инновацию в мир и превращая ее в брендовый стандарт этого мира.
И когда «Моцарт» начинал скучать от повторений, чувствуя новое внутри себя, цикл перемен снова овевала муза свободного дыхания - и «Моцарт» хватался за перо, а «Сальери» подставлял бумагу и наблюдал. И снова, о счастье, я «нагишом» погружалась в озеро моей души, где уже формировались потоки новой, свободной, непредсказуемой жизни. И это был - Моцарт!
Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать, сказал гений Александр Сергеевич Пушкин, подаривший нам русского «Моцарта и Сальери». С какого-то момента я обнаружила, что живу музыкой общепланетарных поэм, биосфероцентрично интегрируя внутреннего «Моцарта» и «Сальери». Я стала помогать делать так же другим, потому что знаю - это счастливый путь. Я бы хотела, чтобы все мы научились создавать и делиться внутренней музыкой нашей поэзии в режиме биосфероцентричного джем-сейшена по всей Земле.
Захотите поджемовать – зовите, приду.
Ob oknu
XX century
