Секреты старых мастеров: 6 художников и один меценат, у которых есть чему поучиться накануне Дня дураков

Валентин Серов

Валентин Серов был человеком прямым, неулыбчивым, внешне суровым — заподозрить в нем чувство юмора было непросто. Тем эффектнее выходило, когда Валентин Александрович все же шутил. Манеры и внешность были обманчивы, по словам его друга Константина Коровина, «Угрюмый и задумчивый Серов в душе своей носил удивительный юмор и смех».
Человек основательный и неторопливый, свои шутки Серов готовил тщательно.

Однажды, работая над портретом Николая II, Серов пожаловался на бедственное положение «Мира искусства», и император пообещал выделить журналу ежегодную дотацию в тридцать тысяч рублей. Серов сообщил радостную весть коллегам из редакции.

Вскоре после этого он пришел в редакцию с уже готовым портретом. «Усадив» его во главе стола так, чтобы руки царя как бы покоились на столешнице, Серов задрапировал холст, приглушил свет и стал ждать. Первый же вошедший в комнату, оторопел и выпалил: «Здрасте, ваше императорское величество!».

Напугав таким образом Александра Бенуа, Льва Бакста и других, Серов радовался как ребенок. Лучшего признания его состоятельности, как портретиста нельзя было и представить — в первые секунды никто не сомневался, что император пришел лично удостовериться в надежности своих инвестиций.

Савва Мамонтов

В отличие от «скучного» Серова, Савва Мамонтов имел репутацию балагура и весельчака — это с его подачи за неразлучными друзьями Серовым и Коровиным закрепилось прозвище «Коров и Серовин».

Как-то после традиционного вечернего чаепития в имении Абрамцево Мамонтов пригласил гостей — Репина, Коровина, Васнецова и Поленова — в мастерскую. Репин в те времена был под впечатлением от испанской живописи, часто ставил испанцев в пример, говорил, что все у них ярко и колоритно. И у Мамонтова в мастерской — бывают же совпадения — как раз оказался портрет

Портрет – реалистичный жанр, изображающий существующего в действительности человека или группу людей. Портрет - во французском прочтении - portrait, от старофранцузского portraire — «воспроизводить что-либо черта в черту». Еще одна грань названия портрет кроется в устаревшем слове «парсуна» — от лат. persona — «личность; особа». Читать дальше

кисти некоего испанского художника.

«Смотрю, а в мастерской на мольберте стоит мой этюд — голова женщины в голубой шляпе на фоне листьев сада, освещенных солнцем». — Писал в своих воспоминаниях Константин Коровин. — «Этот этюд

Этюд – учебный набросок, который художник использует для изучения натуры. Эдакие прописи для художника, где все просто и понятно. Этюд пишется быстро, точно, схематично, буквально на коленке – это проверенный способ осязания мира и его каталогизации. Но статус этюда в истории искусства настолько неустойчив, что иногда он приобретает значение гораздо большее, чем финальная картина, для которой он служил подспорьем. Его окружают серьезной широкой рамой – и водружают на музейные стены. Так в каком же случае этюд – это ученическая разминка, а в каком – самостоятельное, живое и ценное, произведение? Читать дальше

взял у меня раньше Поленов.

— Да, — сказал Репин, посмотрев мой этюд

Этюд – учебный набросок, который художник использует для изучения натуры. Эдакие прописи для художника, где все просто и понятно. Этюд пишется быстро, точно, схематично, буквально на коленке – это проверенный способ осязания мира и его каталогизации. Но статус этюда в истории искусства настолько неустойчив, что иногда он приобретает значение гораздо большее, чем финальная картина, для которой он служил подспорьем. Его окружают серьезной широкой рамой – и водружают на музейные стены. Так в каком же случае этюд – это ученическая разминка, а в каком – самостоятельное, живое и ценное, произведение? Читать дальше

. — Испанец! Это видно. Смело, сочно пишет. Прекрасно. Но только это живопись для живописи. Испанец, правда, с темпераментом…

— Вот он испанец! — сказал Савва Иванович, указывая на меня. — Чего вам еще? Тоже брюнет, чем не испанец? И Савва Иванович, обняв меня, захохотал».

Рокуэлл Кент

В 1905 году Рокуэлл Кент прибыл на остров Монеган (в штате Мэн), где некоторое время жил и работал. Работал не только как художник. Убежденный социалист и неисправимый трудоголик, Кент не боялся тяжелой работы — бурил колодцы, ловил омаров, строил дома. И только потом, помахав киркой и лопатой, брался за кисть. Вскоре местные перестали считать Кента очередным «дачником с мольбертом» — аборигены его любили и считали своим.

Поэтому, когда Рокуэлл Кент привез с материка невесту, нарядные островитяне встречали его на берегу с оркестром и шампанским. Фотографы не жалели магния, журналист строчил отчет в светскую хронику, барышни томно вздыхали. Поначалу никто не обратил внимания на то, что невеста выше Рокуэлла на голову и подозрительно атлетически сложена.

Вскоре обман раскрылся: невестой оказался друг художника — издатель Джордж Путнем.

Вообще, чувство юмора не изменяло Рокуэллу Кенту даже в непростых ситуациях. Например, когда поэт и арт-критик Луис Унтермайер опубликовал в нью-йоркском журнале эпиграмму на Кента, тот принес домой коровью лепешку, запек ее в духовке и отправил «пирог» Унтермайеру — в знак того, что не держит зла.

Джеймс Уистлер

Художник, спровоцировавший психическое расстройство у маститого арт-критика Джона Рескина, автор книги «Изящное искусство заводить врагов», Уистлер уже в позднем младенчестве овладел азами троллинга.

В 17 лет Джеймс Уистлер поступил в военную академию Вест-Пойнт. Тщедушный близорукий юноша изрядно нервировал менторов саркастическими замечаниями, неаккуратной прической и полным презрением к порядку и дисциплине. Однако из уважения к фамилии (его отец был известным военным инженером) Уистлера терпели.

Однажды на занятиях по картографии курсанту Уистлеру поручили изобразить мост. И тот нарисовал речку, покрытые травой берега, изящный каменный мост. На мосту он разместил пару детей с удочками. Разумеется, преподаватель велел убрать детей с моста. И Уистлер покорно перенес детишек на берег. Разъяренный ментор потребовал «убрать детей совсем!» И Уистлер снова покорился. На работе, которую он сдал в следующий раз, детей не было, а на берегу виднелись два скорбных могильных камня.

Как ни странно, из Вест-Пойнта Джеймса Уистлера выгнали не за это. А за то, что на экзамене по химии он начал рассказ о свойствах кремния со слов «кремний — это газ…».

Владимир Татлин

В 1913 (по другим источникам — в 1914) году Владимир Татлин был отправлен в Берлин с важной миссией — играть на бандуре на выставке кустарного русского искусства. Татлин отнесся к этому ответственному поручению с большим энтузиазмом. Во-первых, он любил бандуры (инструменты он изготавливал собственноручно). А во-вторых, из Берлина Татлин планировал рвануть в Париж — к Пикассо, которым он был одержим.

Согласно версии, которую популяризировал сам Татлин, он, надев темные очки, сидел на тротуаре перед мастерской Пикассо и играл на бандуре. Разумеется, Пикассо не мог пройти мимо столь колоритной фигуры и пригласил Татлина к себе в качестве натурщика. В мастерской на нитях разной длины висели скрипки, разрезанные в разных плоскостях. В какой-то момент Пикассо вышел из комнаты. А вернувшись, оторопел: слепой бандурист прозрел и лихорадочно зарисовывал в блокнот все, что видел вокруг. Розыгрыш удался: впоследствии сам Пикассо подтверждал, что встреча с Татлиным произвела на него впечатление.

В другой раз Владимир Евграфович удачно подшутил над своим вечным идейным оппонентом Казимиром Малевичем. В очередной раз наслушавшись речей о главенстве беспредметного, конструктивист Татлин выбил из-под Малевича стул со словами: «Посиди-ка теперь на геометрии и цвете!».

Джотто

Джотто ди Бондоне — легендарный реформатор, живописец, с которого принято отсчитывать эпоху ренессанса, определенно не был обделен чувством юмора. Однажды он подшутил над своим учителем — Ченни ди Пепо Чимабуэ, нарисовав на носу одного из героев его картины муху. Муха вышла столь достоверной, что Чимабуэ еще долго пытался согнать ее, прежде чем сообразил, в чем дело.

Когда слава Джотто докатилась до Ватикана, папа Бенедикт XI отправил к художнику посланника, чтобы тот на месте оценил, так ли хорош Джотто, как о нем говорят. Встретившись с художником, монах попросил его нарисовать что-нибудь в доказательство мастерства. И Джотто, прижав локоть к боку — одной лишь кистью, нарисовал безупречную окружность. Ватиканский гонец решил, что над ним подшутили, но работу все же понтифику показал.

Папа оказался куда проницательнее — Джотто пригласили работать в соборе св. Петра. С тех пор в Тоскане в разговорный обиход вошло выражение «O di Giotto», смысл которого особенно актуален накануне 1 апреля: «ты круглее, чем джоттовское О», по нашему — «круглый дурак».

Сальвадор Дали

Об эпатажных выходках Сальвадора Дали написаны тома, вся жизнь этого человека походила на гениальный розыгрыш. В нескончаемой череде представлений, которые Дали закатывал по обе стороны холста, особняком стоит встреча с Арамом Хачатуряном.

Будучи на гастролях в Испании, Арам Ильич договорился через импресарио о встрече со знаменитым художником. В назначенный час за Хачатуряном прислали лимузин, прославленного композитора доставили в особняк Дали. Дворецкий проводил его в гостиную, усадил за богато накрытый стол и сообщил, что хозяин дома задерживается.

Прождав около часа, Хачатурян решил, что с него довольно и попытался уйти. Двери оказались запертыми. Он стучал, звал на помощь. Арам Ильич был голоден, он начал выпивать и закусывать. Еще через час он ощутил настоятельную потребность посетить туалет. Когда терпение Хачатуряна иссякло окончательно, двери распахнулись. Некоторые летописцы настаивают, что отчаявшийся Хачатурян в это время справлял малую нужду в дорогую ориентальную вазу. Из замаскированных динамиков грянул «Танец с саблями». Голый Дали проскакал верхом на швабре через просторную комнату и исчез с другой стороны. Дворецкий объявил, что аудиенция окончена. На выходе он вручил Хачатуряну альбом репродукций с подписью «На память о незабываемой встрече».

Андрей Зимоглядов