Говорит и показывает: Огюст Ренуар учит обращаться с красками, женщинами, крестьянами и жгучим перцем

Нужно бродить и мечтать. Работаешь больше всего тогда, когда ничего не делаешь. Прежде чем разжечь печь, надо положить в нее дров.

Живописцу засчитывается только то, что он запечатлел на холсте. А это не имеет ничего общего с мечтами. Его область — это добротные краски, разведенные добротным льняным маслом и слегка — скипидаром.

Я теперь понимаю, что такое слава. Это когда толпа бездельников зовет тебя «дорогой учитель».

Когда женщина была рабой, она была, в сущности, и госпожой. Ныне, приобретая права, она утрачивает свое значение. Став ровней мужчин, они познают подлинное рабство.

Когда речь идет о моде, женщины теряют рассудок. От всего этого только богатеют фабриканты корсетов, которых следовало бы посадить в тюрьму!

Разлучайся со своей супругой почаще, но ненадолго. После короткого отсутствия встреча приносит радость. Зато после длительной разлуки ты рискуешь обнаружить, что она подурнела, а она, что ты стал дурен. Когда старишься вместе, перестаешь видеть друг друга. Исчезают морщины и полнота. Впрочем, любовь — это очень много, и я недостаточно мудр, чтобы все объяснить, но в нее входит и привычка.

Глупости делаешь, пока молод. Они не имеют значения, если не несешь никаких обязательств. Когда становишься старше, непростительно терять время с потаскушками, вместо того чтобы развлекаться живописью.

Движение может быть таким же вечным, как и неподвижность, если оно отвечает равновесию природы и служит выражением вечной функции существа. Полет ласточки так же вечен, как спокойствие фигуры Сидящего писца. Статуи Люксембургского музея воплощают эмоции, которые вызваны мотивами интеллектуальными, надуманными причинами. Ласточка рассекает воздух, чтобы поймать мошку и утолить голод, а не для того, чтобы провозгласить принцип.

Пригласите крестьянина из Эссуа и заставьте его прослушать шедевр шедевров — «Дон-Жуана» Моцарта: он будет до смерти скучать и предпочтет кафешантанную песенку, что бы ни утверждал лицемер Жан-Жак Руссо. Тогда все очень просто: надо начинать с такой песенки, но суметь выбрать ее.

Мне приходилось чистить горошек — я ненавидел это занятие. Однако я знал, что оно составляет часть жизни. Если бы я этого не делал, возможно, лущить горошек пришлось бы моему отцу и заказ клиента не был бы выполнен в срок… и земля перестала бы вертеться к великому стыду Галилея…

На каком основании мне могли бы запретить поклоняться золотому кролику, если бы я захотел это сделать? Впрочем, религия золотого кролика стоит любой другой. Я отсюда вижу великих жрецов в длинноухих колпаках.

Нам говорят, что дерево представляет химическую комбинацию. Я предпочитаю верить, что его создал бог и что в нем обитает нимфа.

Я всю жизнь попадаю пальцем в небо. Преимущество старости заключается в том, что быстрее видишь собственные промахи.

Не существует ни одного человека, ни одного пейзажа, ни одного мотива, которые были бы начисто лишены всякого, хотя бы крохотного интереса… иногда глубоко скрытого. Когда живописец открывает такое сокровище, другие сразу провозглашают красоту мотива. Папаша Коро открыл нам красоту берегов Лоэна, реки, которая похожа на все остальные; я уверен, что и японские пейзажи не лучше других. Только одно: японские художники сумели найти спрятанный клад.

Надо быть всегда готовым отправиться за мотивом. Никакого багажа. Зубная щетка и кусок мыла.

Вначале я вижу мотив как бы сквозь туман. Мне известно: все, что я обнаружу позднее, уже заложено в нем, но выявляется лишь постепенно. Иногда самые значительные вещи открываются последними.

При Людовике XV я был бы вынужден писать сюжеты. Самым важным в нашем движении я считаю то, что мы освободили живопись от сюжетов. Я волен писать цветы и называть их попросту «цветами», без того, чтобы у них была своя история.

Современный театр нагоняет тоску своей торжественностью. Словно месса. Когда мне хочется послушать мессу, я отправляюсь в церковь!

В конце концов, картина пишется для того, чтобы ее смотрели в закрытом помещении, с окнами, которые часто создают фальшивое освещение. Поэтому к работе на природе следует добавлять немного работы в мастерской. Надо отрешиться от опьянения подлинным светом и тщательно проверить свои впечатления в приглушенном освещении комнаты. Затем снова выходить на простор, чтобы набраться солнца! Так, переходя от одного к другому, и начинаешь чего-то добиваться!

Живопись не смотрят. С ней живут. У тебя есть небольшая картина. Ты лишь изредка на нее смотришь и никогда не анализируешь. И она становится частью твоей жизни. Она действует как талисман. Музей — это только на худой конец. Возможно ли прийти в волнение перед картиной, когда вокруг тебя двадцать посетителей шепчут ерунду? Только если пойти очень рано утром — тогда есть шанс посмотреть как следует.

Леонардо да Винчи мне надоедает. Он мог бы ограничиться своими летательными машинами. Его апостолы и Христос сентиментальны. Я убежден, что эти славные еврейские рыбаки были готовы положить голову за свою веру, но вряд ли у них в глазах было это выражение вареного судака!

Те же вечные лагери под разными именами в разные века. Протестанты против католиков, республиканцы против монархистов, коммунары против версальцев. Ныне пробуждается старая распря. Появились дрейфусары и антидрейфусары. Мне бы хотелось быть просто французом. Поэтому я за Ватто, против мсье Бугро!

Уничтожить огнестрельное оружие и заменить его кулечками с перцем. Пусть противники засыпают им глаза друг другу, это больно, но обойдется налогоплательщикам много дешевле тяжелой артиллерии. Сражение быстро кончается — противникам надо протереть глаза.

Парижанин — очаровательное существо, когда он сидит в бистро Сент-Антуанского предместья. Вне Парижа он все портит!