Метафизическая живопись.

Вы когда-нибудь просыпались ночью и не могли понять в какой реальности находитесь? Не могли разобрать: Вы проснулись, когда проснулись или проснулись, когда уснули, а заснули, когда проснулись? Не могли провести грань между сном и не сном, фантазией и галлюцинацией? Липкие образы «по ту сторону реальности» хватали вас за руки и

затягивали обратно в пучину тяжёлого вязкого сновидения.

Такое ощущение приходит к зрителю, который попадает в иррациональный мир метафизической живописи — предвестника сюрреализма. Эти картины раздвигают реальность и выбивают любое ощущение логики из сюжета. Кажется, что тут нет смысла, лишь замысел; нет концепции, подчинённости и законов живописи. Всё странно и «на грани», и, порой, накатывает мысль, что ты либо действительно спишь, либо уже сошёл с ума…

В искусстве термин «метафизика» появился в 1919 году на страницах итальянского журнала «Валори Пластичи» в статьях Джорджо Де Кирико и Карло Карра, родоначальников и, вместе с Джорджо Моранди, самых ярких представителей жанра. Это слово было ключевым в названии «Общества метафизиков», которым Де Кирико обозначил свой недолгий союз с Карра в Ферраре.

Познакомившись 1915 году в военном госпитале, художники, сошлись во взглядах, понимая, что искусство их родной страны, которое было законодателем почти пятьсот лет, ныне пребывает в упадке.

Раздираемая политикой ирредентизма на части, Италия, после мучительного периода Рисорджименто, с утопической национальной идеи о судьбоносности Рима — забылась в своей агонии. Это дало плодородную почву для метафизических поисков новых смыслов и философии будущего.

Переосмысление де Кирико ницшевской идеи Übermensch — Сверхчеловека, где Сверхчеловек — воплощенное отрицание, а мироздание представляет собой беспорядок и череду случайностей, где воля (не разум) вносит смысл и порядок в этот хаос, получило яркое отражение в иконографии его картин, соединяя воедино реальность и миф. Грубо вставляя идеалистические античные фигуры в рубленое пространство настоящего, таким образом, проводя временную красную нить «молчаливой статуи Ариадны» (картина 1913 г.) из великого античного прошлого на застывшую пьяццо Неоиталии с её раскалённой полуденным солнцем, предвоенной атмосферой и звенящим затишьем перед надвигающейся бурей первой мировой.

Населяющие это беспредельное пространство куклы, одинокие и беззащитные, селящие чувство тревоги и беспокойства. Они — Никто. Они предметы. Они материя. Они отдельны. Они, каждый живущий своей жизнью в определённом месте, пытаются собраться в Единое Целое. Они в картине, как в театре, где каждый играет сам себя. Они не помещены, а уже находятся.

«Видеть каждый предмет, в том числе и человека, в его вещной сути» и «Безумная красота материи» — вот как самостоятельно для себя определил в своём творчестве Де Кирико концепцию Ницше.

Послевоенный раздробленный кусочечный мир, где смыты границы и всё существуют в одном пространстве, но по-отдельности, как и предметы на работах этих художников, так же был в поисках нового смысла и возможности существования в этом новом ином и «странном» пространстве и стремлении к единству, к цельности.

Художники-метафизики пытаются выстроить не только гармоничную композицию из разрозненных, отдельных, не связанных друг с другом вещей, а заново создать целый мир — «новые столпы земли» внутри и снаружи.

Герметичный и структурно выстроенный картинный мир, не смотря на свою раздробленность и не связанность всё же подчиняется каким-то законам, не живописи, но жизни.

Множественность точек схода, как множественность новых идей, целей и смыслов в этом новом пространстве, через разрушение и созидание. Само пространство — закрытое плотное с густой накалённой жарким солнцем полудни, где кажется каждое движение производится с одышкой и в дреме или в помутнении сознания. Бегущая девочка с обручем, в картине де Кирико «Меланхолия и тайна улицы» (1914) — лишь тень или предтеча войны?

Карло Карра, Джорджо де Кирико и Джорджо Моранди, погружаясь в глубину своего бессознательного, переосмысливают мир, сливая настоящее-прошлое-будущее в один линейный сюжет с ломаной перспективой и болезненно-жёлтым тонном цветовой палитры.

«Энигма» как основа метафизической живописи, намеренно затемняет смысл произведений и нарушает связь изображения с реальностью, воплощая общую бессмыслицу, тем самым заставляя искать в ней смысл.

Тут и там присутствующая в сюжетах мифология, даёт понять зрителю, что они пребывают вне времени, они в начале истории и погружены в «вечное настоящее». Здесь художник становится новым мифотворцем. Его новый Миф вырастает на осколках Аполлонов времён расцвета Римской империи, и, по «железной дороге» следует в сюрреалистическое будущее.

Мифологема картины де Кирико «Возвращение Улисса», написанная уже под конец жизни, в 1968, даёт двойственную аллегорию — это возвращения к истокам, как к чему-то базисному, от чего человек уходит в юности и, завершив очередной цикл, возвращаются; а также как путешествие человека внутрь себя, в своей комнате, где от берега к берегу — целый мир — Океан. Это Одиссея личного осознания, и возвращение к себе, в родную Итаку.

Течение метафизической живописи просуществовало, не так долго плавно растворившись в сюрреализме, авангарде и времени.

Стоит упомянуть, что направление метафизической живописи нашло отклик и у современных авторов.

Э. Шклярский, лидер группы «Пикник», увидев некогда картину художника Карло Карра «Идол-гермафродит», получил эмоциональный отклик для написания песни «Кукла с человеческим лицом». По словам Шклярского, его всегда завораживали молчаливые персонажи картин де Кирико. И долго время он считал, что это картина тоже кисти де Кирико, но ошибался. Автором картины «Идол-гермафродит» оказался Карло Карра.

Манекены за стеклянными витринами ведут между собой негромкую беседу и обладают чувствами. Лицо куклы похоже на застывшее лицо идола-манекена. Характер персонажа — он живой поэтому наделён белым и чёрным. Песня же вертелась в голове несколько лет, пока не реализовалась в музыкальном пространстве «Театр Абсурда».

Связь человека и истории неоспоримы, а поиск вечных смыслов и отсылка к архетипным источникам будет актуальна в любом пространстве и времени. Ибо все, что может произойти и на этом долгом пути вперед — должно произойти еще раз, — ведь так говорил Заратустра.