Весна

1920 год. Ларионов уже живет в Париже, уже понимает, что в ближайшее время о возвращении в Россию думать не приходится. Эпоха отрицания авторитетов, эпатажа, скандалов и отмены изобразительности в угоду лучам – основе созданного им лучизма – остались в прошлом. Доказав себе и миру, что искусство может изображать не события и персонажей, а абстракции, быть беспредметным, Ларинов позволяет себе вернуться к фигуративной живописи. Но, удивительное дело, именно теперь его картины обрели особую бесплотность.

На картине «Весна» две женщины и ребенок изображены в саду. Впрочем, хочется сказать, что женские и детский силуэты изображены в образе сада. Цвета блеклые, полупрозрачные, размытые. Право, «Лучистый пейзаж», демонстративно пропагандирующий беспредметность, куда более вещественен и телесен, чем картины этого периода (например, «Натюрморт с портретом»).

Картины позднего Ларионова – словно послесловия изображений. Пейзаж – будто сон о пейзаже, а обнаженная женщина – только возможность воплощения в человеческой форме. Эти весенние женщины полуобнажены или облачены в прозрачные платья? Скорее, перед нами лишь намек на них, на призрачную возможность существования этих девушек то ли в саду, то ли во сне.

Юрий Анненков о работах Ларионова этого периода пишет: «Его обнажённые женщины только начальная ступень человеческих форм, только предисловие к ним; его девушки в саду лишь намёки на девушек в призраках сада; случайные совпадения мазков похожи на платья каких-то вчера или третьего дня припомнившихся и снова забытых лет, и краски монохромны и бесцветны, как сон».

В Париже Ларионов всерьез занялся хореографическими постановками – кстати, невесомые одежды девушек вызывают ассоциации с балетными юбками. Возможно, его увлечение балетом наложило свой отпечаток и придало изображению такую музыкальность, превращающую зрителя в слушателя? Пожалуй, это и есть главная загадка позднего Ларионова.

Автор: Алена Эсаулова