Человек живет, делает карьеру и вдруг бросает все и становится страстным коллекционером, писателем, одним из наиболее известных исследователей русского авангарда начала XX века. Как это возможно? Беседуем с азартным собирателем о находках, ценах, экспертизе, архивных изысканиях, аукционах, «блошином рынке» и не только.
Евгений Деменок первым определил, где родилась художница Соня Делоне. В одесском архиве он нашел запись не только о ее рождении в раввинатской книге, но и о бракосочетании ее родителей. Ему первому удалось восстановить канву биографии Людмилы Кузнецовой-Бурлюк и установить точную дату ее смерти, рассказать о последней прижизненной выставке художницы. Он впервые опубликовал качественные фотографии Николая и Владимира Бурлюков.
Мы беседуем о том, как проводить исследование и собирать коллекцию.
— Скажите, как вы стали коллекционировать картины?
— У всего есть какие-то свои импульсы, и я не был исключением в этом плане. Ещё в школе я пять лет занимался в художественной студии во Дворце пионеров. Биографии Репина и Серова были моими настольными книгами. В любых поездках в первую очередь посещал художественные музеи. А с коллекционированием мне «помог» Вадим Мороховский. Наверное, что-то внутри уже давно зрело, и когда я прочел, что он создал музей (я и до этого был знаком с рядом одесских художников), а потом еще и мой старый-старый друг Дмитрий Банников (искусствовед, коллекционер и арт-менеджер) сделал там ряд выставок, я понял, что хочу тоже собирать живопись.
— У всего есть какие-то свои импульсы, и я не был исключением в этом плане. Ещё в школе я пять лет занимался в художественной студии во Дворце пионеров. Биографии Репина и Серова были моими настольными книгами. В любых поездках в первую очередь посещал художественные музеи. А с коллекционированием мне «помог» Вадим Мороховский. Наверное, что-то внутри уже давно зрело, и когда я прочел, что он создал музей (я и до этого был знаком с рядом одесских художников), а потом еще и мой старый-старый друг Дмитрий Банников (искусствовед, коллекционер и арт-менеджер) сделал там ряд выставок, я понял, что хочу тоже собирать живопись.
Музей современного искусства Одессы (МСИО) открылся 10 апреля 2008 года. В основе его коллекции — собрание работ мастеров «второй волны одесского авангарда» коллекционера Михаила Кнобеля, выкупленное бизнесменом и меценатом Вадимом Мороховским.
Иллюстрация: работа Евгения Рахманина
— Естественно, все началось с одесских художников, у меня и сейчас самое большое собрание — их работы. Но я собирал, наверное, не совсем правильно. Потому что каждый нормальный коллекционер должен выбрать какую-то свою нишу, в которой он будет оригинальным. Я же собирал тех, кто мне нравится. Я влюбился в Фрейдина — начал собирать Фрейдина. Я влюбился в Гегамяна — начал собирать Гегамяна, Волошинова… И это продолжается уже более 10 лет. Вообще, у меня нет работ каждого из одесских художников, мне это совершенно не нужно. Но тех художников, которых я люблю, стараюсь находить и собирать.
Валерий Арутюнович Гегамян (1925, с. Гарни, Армения — 2000, Одесса, Украина) — украинский художник, педагог, основатель и декан (1965−1968 гг.) художественно-графического факультета в Одесском педагогическом институте. Иллюстрация: работа «Армянский пейзаж».
— Помните первую работу в своей коллекции? Как она к вам попала?
— Первыми работами были акварели одесского художника Андрея Герасимюка и несколько литографий Дали — я привез их из Брюгге и показал на одной из первых выставок в МСИО. Потом пошли волны увлечения одесскими художниками. Потом начал дружить с художниками, покупать их работы прямо из мастерских, сделал совместно с одесским искусствоведом Евгением Михайловичем Голубовским три сборника «Смутная алчба» — 60 интервью с одесскими художниками.
— Первыми работами были акварели одесского художника Андрея Герасимюка и несколько литографий Дали — я привез их из Брюгге и показал на одной из первых выставок в МСИО. Потом пошли волны увлечения одесскими художниками. Потом начал дружить с художниками, покупать их работы прямо из мастерских, сделал совместно с одесским искусствоведом Евгением Михайловичем Голубовским три сборника «Смутная алчба» — 60 интервью с одесскими художниками.
— Какая работа из вашей коллекции, на ваш взгляд, самая интересная или необычная?
— Самой интересной нет, интересных много. Необычных историй тоже много. Например, я купил случайно часть архива Олега Соколова — с арт-буками, рукописными сборниками стихотворений и так далее. Просто встретил на улице Диму Банникова, спросил, что у него нового и интересного, он открыл багажник и показал мне деревянный сундук с рукописями. Я купил, не раздумывая — так началось мое увлечение Олегом Соколовым. Он и график, и живописец, и поэт, но в первую очередь — потрясающе интересная личность. Я храню его архив как зеницу ока, хочу на его основе сделать документальную повесть.
— Самой интересной нет, интересных много. Необычных историй тоже много. Например, я купил случайно часть архива Олега Соколова — с арт-буками, рукописными сборниками стихотворений и так далее. Просто встретил на улице Диму Банникова, спросил, что у него нового и интересного, он открыл багажник и показал мне деревянный сундук с рукописями. Я купил, не раздумывая — так началось мое увлечение Олегом Соколовым. Он и график, и живописец, и поэт, но в первую очередь — потрясающе интересная личность. Я храню его архив как зеницу ока, хочу на его основе сделать документальную повесть.
Соколов Олег (1919 -1990). Первый одесский советский художник-абстракционист. Вторая работа в слайдере: «Баллада о 20-м веке».
…Или вот еще — в прошлом году в Нью-Йорке у Алекса Рабиновича я купил карандашный портрет
Давида Бурлюка, выполненный в 1956 году Василием Каменским. Бурлюк был в Советском Союзе в 1956 году, но Каменский тогда перенес инсульт, его почти парализовало и он вряд ли смог бы нарисовать этот портрет
. Тем не менее, я его купил и сразу бросился листать дневники Бурлюка. Выяснилось, что он встречался с сыном Каменского, тоже Василием, и тот нарисовал несколько его портретов, ряд которых хранится сейчас в Государственном музее В.В. Маяковского в Москве, а один теперь — у меня.
— Если вдруг придется продавать коллекцию, с чем никогда не расстанетесь? Почему?
— Сложно ответить на вопрос со словом «никогда», но, безусловно, всегда существует эмоциональная связь с работами определенных художников. Для меня это Александр Фрейдин, Валерий Гегамян, Олег Волошинов, Евгений Рахманин, Олег Соколов, Владимир Наумец, Игорь Гусев и ряд других.
— Как вы занялись исследованиями в области искусства?
— Я работал много лет аудитором. И привык скрупулезно разбираться в любом вопросе. И самое большое удовольствие я всегда получал от написания статей, заметок и консультаций. Когда я понял, что все это мне надоело до чертиков, я стал писать о том, что мне было интересно. И начал, конечно, с одессики. Сейчас я уже не могу посчитать, сколько у меня интервью с художниками. Более 100, наверное. Когда я был в Нью-Йорке, сделал интервью с Ильей Зомбом. Благодаря этому он вернулся в русскоязычное пространство. Потому что это его первое русскоязычно интервью, при том, что в Америке он очень успешен.
Я много путешествую и в поездках начал заниматься художниками, в свое время уехавшими из Одессы. И каждый раз, отправляясь куда-либо, я листал «Золотую книгу русской эмиграции» или «Художники русского зарубежья» О. Лейкинда и Д. Северюхина. И искал, где написано «Одесса». Даже в свадебном путешествии — мы три недели жили в Париже — я занимался Давидом Видгофом. Я пошел в архив, в букинистические магазины, в музей Ордена почетного легиона, чтобы найти подтверждение тому, что, действительно, художник Давид Видгоф награжден этим орденом. Выяснилось, что нет, награжден инженер Александр Видгоф, тоже одессит. Так я стал постепенно этим заниматься. А потом нашел некую «золотую жилу» в виде Бурлюков.
— Если вдруг придется продавать коллекцию, с чем никогда не расстанетесь? Почему?
— Сложно ответить на вопрос со словом «никогда», но, безусловно, всегда существует эмоциональная связь с работами определенных художников. Для меня это Александр Фрейдин, Валерий Гегамян, Олег Волошинов, Евгений Рахманин, Олег Соколов, Владимир Наумец, Игорь Гусев и ряд других.
— Как вы занялись исследованиями в области искусства?
— Я работал много лет аудитором. И привык скрупулезно разбираться в любом вопросе. И самое большое удовольствие я всегда получал от написания статей, заметок и консультаций. Когда я понял, что все это мне надоело до чертиков, я стал писать о том, что мне было интересно. И начал, конечно, с одессики. Сейчас я уже не могу посчитать, сколько у меня интервью с художниками. Более 100, наверное. Когда я был в Нью-Йорке, сделал интервью с Ильей Зомбом. Благодаря этому он вернулся в русскоязычное пространство. Потому что это его первое русскоязычно интервью, при том, что в Америке он очень успешен.
Я много путешествую и в поездках начал заниматься художниками, в свое время уехавшими из Одессы. И каждый раз, отправляясь куда-либо, я листал «Золотую книгу русской эмиграции» или «Художники русского зарубежья» О. Лейкинда и Д. Северюхина. И искал, где написано «Одесса». Даже в свадебном путешествии — мы три недели жили в Париже — я занимался Давидом Видгофом. Я пошел в архив, в букинистические магазины, в музей Ордена почетного легиона, чтобы найти подтверждение тому, что, действительно, художник Давид Видгоф награжден этим орденом. Выяснилось, что нет, награжден инженер Александр Видгоф, тоже одессит. Так я стал постепенно этим заниматься. А потом нашел некую «золотую жилу» в виде Бурлюков.
Давид Бурлюк. «Прага» (1957) — картина экспонировалась весной 2017 г. на выставке работ художника в Музее современного искусства Одессы.
Автопортрет Людмилы Бурлюк
…Меня заинтересовала Людмила Бурлюк, сестра Давида Давидовича. Она выставляла свои работы на выставках Товарищества южнорусских художников (ТЮРХ) два раза. И о ней не было практически никакой информации. Умерла в Праге в 1973 году. Как она туда попала? Я поехал в Прагу и не сразу, но нашел семью, в которой она жила, а у них сохранился ее архив, который никем не был описан. И я понял, что Давид Бурлюк — это удивительный случай, когда художник такого калибра, за счет того, что он жил в трех странах, «недоисследован». И я начал его исследовать, и сейчас этому конца и края нет.
Читайте материалы по теме, подготовленные нашим собеседником: По одесским следам Бурлюков, Семейные портреты Людмилы Кузнецовой — Бурлюк.
…И не один Бурлюк, в авангарде есть чем и кем заниматься. Мы с Верой Митурич-Хлебниковой, художницей, внучатой племянницей Велимира Хлебникова, написали большую статью о Хлебниковых. А эгофутуристов вообще никто толком не исследовал. А они такие прекрасные ребята! Я думаю, что я ими тоже скоро займусь.
Также в Артхиве: Вера Митурич-Хлебникова: «Я не имею права на ошибку»
— Какое самое интересное исследование у вас было?
— Самое интересное исследование всегда — это то, которое я веду сейчас. Иногда занимаешься кем-то и чем-то месяц, иногда — полгода, иногда несколько лет. Статью о Соне Делоне я готовил полгода. Сейчас дописываю статью об одесских кабаре и театрах миниатюр прошлого века — после двух месяцев интенсивной работы был месяц перерыва, а сейчас появилась новая информация. Еще одним увлечением лета-2018 был поэт-эгофутурист Василиск Гнедов, я опубликовал впервые несколько его стихотворений и письмо, где он рассказывает о Маяковском. Ну и, конечно, Бурлюк — в сентябре закончил две статьи. Одна — о его взаимоотношениях с Савелием Сориным, вторая — с Алексеем Толстым, в которой затронута тема отношения советской власти к футуристам вообще. Несколько лет уже собираю по крупицам материал о родившемся в Одессе и большую часть жизни прожившем во Франции художнике Давиде Видгофе — за его творчеством с интересом следил Валентин Серов, а Соломон Кишиневский писал, что Видгоф талантливее Леонида Пастернака.
…Я, вообще, больше такой архивно-библиотечный червь. Мне все это нравится гораздо больше, чем, может, то, что происходит за окнами сейчас.
— Самое интересное исследование всегда — это то, которое я веду сейчас. Иногда занимаешься кем-то и чем-то месяц, иногда — полгода, иногда несколько лет. Статью о Соне Делоне я готовил полгода. Сейчас дописываю статью об одесских кабаре и театрах миниатюр прошлого века — после двух месяцев интенсивной работы был месяц перерыва, а сейчас появилась новая информация. Еще одним увлечением лета-2018 был поэт-эгофутурист Василиск Гнедов, я опубликовал впервые несколько его стихотворений и письмо, где он рассказывает о Маяковском. Ну и, конечно, Бурлюк — в сентябре закончил две статьи. Одна — о его взаимоотношениях с Савелием Сориным, вторая — с Алексеем Толстым, в которой затронута тема отношения советской власти к футуристам вообще. Несколько лет уже собираю по крупицам материал о родившемся в Одессе и большую часть жизни прожившем во Франции художнике Давиде Видгофе — за его творчеством с интересом следил Валентин Серов, а Соломон Кишиневский писал, что Видгоф талантливее Леонида Пастернака.
…Я, вообще, больше такой архивно-библиотечный червь. Мне все это нравится гораздо больше, чем, может, то, что происходит за окнами сейчас.
Давид Видгоф. «Женщина, собирающая букет»
— Скажите, как вообще работать в архивах?
— Зависит от того, в какой стране находится архив. Если это архив в цивилизованной стране, например, Голландии или США, то нужно хотя бы за месяц направить туда запрос. Я работал с одним из архивов Бурлюка в архиве университета города Сиракузы (США). Туда нужно направить запрос, и архив в ответ высылает ссылки и перечень требований для допуска. Нужно иметь при себе два ID с фотографиями, заполнить некоторые формы. Только после этого выдадут запрошенные документы. В случае необходимости дают перчатки, и ты можешь работать и наслаждаться. То же самое в архиве Stedelijk Museum (Амстердам), куда вывез свой архив Николай Иванович Хаджиев. Те же требования — в Парижских музеях. Но во Франции сложнее, потому что там почти никто не хочет говорить по-английски.
Что же касается постсоветского пространства, тут надо знакомых иметь. Потому что в таких архивах материалы чаще всего не оцифрованы и многое зависит от доброй воли сотрудников, иначе поиск может затянуться надолго.
Например, я искал в одесском архиве информацию о Михаиле Васнецове. Дело в том, что великий художник Виктор Михайлович Васнецов в Одессу приезжал неоднократно: здесь жил работал в астрономической обсерватории его сын Михаил. Здесь же родился его внук. Виктор Васнецов приезжал крестить его в Стурдзовской церкви, что на углу Базарной и Белинского.
— Зависит от того, в какой стране находится архив. Если это архив в цивилизованной стране, например, Голландии или США, то нужно хотя бы за месяц направить туда запрос. Я работал с одним из архивов Бурлюка в архиве университета города Сиракузы (США). Туда нужно направить запрос, и архив в ответ высылает ссылки и перечень требований для допуска. Нужно иметь при себе два ID с фотографиями, заполнить некоторые формы. Только после этого выдадут запрошенные документы. В случае необходимости дают перчатки, и ты можешь работать и наслаждаться. То же самое в архиве Stedelijk Museum (Амстердам), куда вывез свой архив Николай Иванович Хаджиев. Те же требования — в Парижских музеях. Но во Франции сложнее, потому что там почти никто не хочет говорить по-английски.
Что же касается постсоветского пространства, тут надо знакомых иметь. Потому что в таких архивах материалы чаще всего не оцифрованы и многое зависит от доброй воли сотрудников, иначе поиск может затянуться надолго.
Например, я искал в одесском архиве информацию о Михаиле Васнецове. Дело в том, что великий художник Виктор Михайлович Васнецов в Одессу приезжал неоднократно: здесь жил работал в астрономической обсерватории его сын Михаил. Здесь же родился его внук. Виктор Васнецов приезжал крестить его в Стурдзовской церкви, что на углу Базарной и Белинского.
Портрет М.В. Васнецова, сына художника, в детстве
1892, 80×63 см
…Я долго искал в архиве его личное дело: в свое время копии этих архивных документов были отправлены в музей Васнецова в Москву, и папка с оригиналами где-то завалялась. И мне пришлось прибегнуть к помощи сотрудников архива.
Я у Лихачева как-то прочитал, что в архивах и библиотеках нужно проводить как можно больше времени, желательно — всю жизнь. Сейчас я считаю, что это одна из самых правильных мыслей.
— Вернемся к коллекционированию. Скажите, как покупать картины на аукционах?
— У меня нет большого опыта покупок работ на аукционах. Знаю, что для людей, которые хотят и, главное, имеют деньги, разобраться в этом не составит труда. У меня есть рад знакомых, которые покупают произведения искусства на Christie’s или Sotheby’s. Они разобрались с этим за месяц. Лично я покупал что-то на аукционах в Киеве, Одессе, в Праге, в аукционном доме Dorotheum — это филиал венского аукционного дома, который работает в основном с искусством центральной Европы. Кстати, я считаю, что оно недооценено в мировом контексте. Там попадаются приятные хорошие вещи и за очень разумные цены: там можно купить вещи XVIII века, прекрасные с живописной точки зрения, дешевле, чем работы современных одесских художников. Поэтому, если покупать в Европе, можно сформировать очень качественную коллекцию.
Скажу так: если на покупку живописи у вас есть от 100 тыс. и больше, то можно идти на аукционы Christie’s и Sotheby’s. Если же денег поменьше — стоит обращать внимание на локальные аукционы типа Dorotheum. И там покупать интерьерную живопись для дома, или даже работы неплохих художников. Возьмем, к примеру, Ивана Ивановича Шишкина, который был не только передвижником, но и одним представителей Дюссельдорфской художественной школы. Если его работы повесить рядом с картинами его немецких коллег, они будут очень похожи.
Я у Лихачева как-то прочитал, что в архивах и библиотеках нужно проводить как можно больше времени, желательно — всю жизнь. Сейчас я считаю, что это одна из самых правильных мыслей.
— Вернемся к коллекционированию. Скажите, как покупать картины на аукционах?
— У меня нет большого опыта покупок работ на аукционах. Знаю, что для людей, которые хотят и, главное, имеют деньги, разобраться в этом не составит труда. У меня есть рад знакомых, которые покупают произведения искусства на Christie’s или Sotheby’s. Они разобрались с этим за месяц. Лично я покупал что-то на аукционах в Киеве, Одессе, в Праге, в аукционном доме Dorotheum — это филиал венского аукционного дома, который работает в основном с искусством центральной Европы. Кстати, я считаю, что оно недооценено в мировом контексте. Там попадаются приятные хорошие вещи и за очень разумные цены: там можно купить вещи XVIII века, прекрасные с живописной точки зрения, дешевле, чем работы современных одесских художников. Поэтому, если покупать в Европе, можно сформировать очень качественную коллекцию.
Скажу так: если на покупку живописи у вас есть от 100 тыс. и больше, то можно идти на аукционы Christie’s и Sotheby’s. Если же денег поменьше — стоит обращать внимание на локальные аукционы типа Dorotheum. И там покупать интерьерную живопись для дома, или даже работы неплохих художников. Возьмем, к примеру, Ивана Ивановича Шишкина, который был не только передвижником, но и одним представителей Дюссельдорфской художественной школы. Если его работы повесить рядом с картинами его немецких коллег, они будут очень похожи.
Вена. Нашмаркт, «блошиный рынок» (Фото - Артхив, 2018)
— Интересно, а насколько велика вероятность купить что-то стоящее на «блошиных рынках»?
— Такая вероятность всегда есть, потому что люди, вынося на блошиный рынок вещи умерших родственников, часто не знают, что это. Опять же, многое зависит от страны, насколько она богатая и насколько у людей было в семейной традиции украшать стены картинами. У нас такой традиции нет, соответственно, и выносить нечего. В Вене или Амстердаме купить что-то на блошином рынке всегда легче, чем в Одессе или Бухаресте. Тем не менее, все равно всплывают где-то чьи-то коллекции. Но это, как правило, художники не первого ряда.
А в Западной Европе работы могли висеть в доме по 200−300 лет. Помните, в США был случай, когда отставной военный нашел работу Микеланджело у себя за диваном? Ну, была картина и была… А оказалось — Микеланджело! Так что вероятность случайно обнаружить сокровище всегда есть. И охотники за такими находками на блошиных рынках тоже есть.
У меня самого есть ряд работ, купленных там. Но опять же, когда я покупаю в Вене на блошином рынке, я всегда могу проследить провенанс этой работы и найти художника. Даже если это сложно, могу узнать, в какой семье хранилась работа, даже третьего ряда художников я могу всегда найти в интернете, сравнить стилистку — судьбы работ отслеживаются. У нас сложнее. Надо полагаться на собственное чутье, вкус, мнение экспертов, может, даже не официальных экспертов, но людей, которые в этом разбираются.
А в целом я считаю, что на блошиные рынки ходить надо: это огромное удовольствие, это азарт, это страсть — как охота или рыбалка.
А в Западной Европе работы могли висеть в доме по 200−300 лет. Помните, в США был случай, когда отставной военный нашел работу Микеланджело у себя за диваном? Ну, была картина и была… А оказалось — Микеланджело! Так что вероятность случайно обнаружить сокровище всегда есть. И охотники за такими находками на блошиных рынках тоже есть.
У меня самого есть ряд работ, купленных там. Но опять же, когда я покупаю в Вене на блошином рынке, я всегда могу проследить провенанс этой работы и найти художника. Даже если это сложно, могу узнать, в какой семье хранилась работа, даже третьего ряда художников я могу всегда найти в интернете, сравнить стилистку — судьбы работ отслеживаются. У нас сложнее. Надо полагаться на собственное чутье, вкус, мнение экспертов, может, даже не официальных экспертов, но людей, которые в этом разбираются.
А в целом я считаю, что на блошиные рынки ходить надо: это огромное удовольствие, это азарт, это страсть — как охота или рыбалка.
Работа Александра Фрейдина
— Подскажите по вашему опыту, как определить, что перед покупателем — стоящая работа? На что обращать внимание?
— Универсальных советов нет. Хороший вкус и умение разбираться в искусстве не являются врожденными. Это приобретенное — долгими годами проб, ошибок и учебы. Естественно, любой человек будет совершать ошибки, и все, что можно посоветовать — больше ходить по музеям, смотреть репродукции работ и постепенно самообразовываться.
Все проходят примерно одни и те же этапы. Каждый начинает с реалистической живописи: «Смотри, как похоже!"
Следующий этап — это, чаще всего, импрессионизм . Для людей это огромный шаг вперед. Если человек дошел до импрессионистов и ему нравится Ван Гог, в принципе, большинство на этом останавливаются, и считают, что это — венец карьеры. На этом все заканчивается. Соломон Гуггенхайм же тоже хотел собирать импрессионистов. В результате стал собирать абстрактных экспрессионистов, и с ними Америка вошла в мировое искусство (с тем же Поллоком, Ротко и так далее).
Если человек доходит до экспрессионизма, абстрактного экспрессионизма — это уже все. С этого пути он уже никогда не свернет: понятно, что он уже «помешанный».
— Универсальных советов нет. Хороший вкус и умение разбираться в искусстве не являются врожденными. Это приобретенное — долгими годами проб, ошибок и учебы. Естественно, любой человек будет совершать ошибки, и все, что можно посоветовать — больше ходить по музеям, смотреть репродукции работ и постепенно самообразовываться.
Все проходят примерно одни и те же этапы. Каждый начинает с реалистической живописи: «Смотри, как похоже!"
Следующий этап — это, чаще всего, импрессионизм . Для людей это огромный шаг вперед. Если человек дошел до импрессионистов и ему нравится Ван Гог, в принципе, большинство на этом останавливаются, и считают, что это — венец карьеры. На этом все заканчивается. Соломон Гуггенхайм же тоже хотел собирать импрессионистов. В результате стал собирать абстрактных экспрессионистов, и с ними Америка вошла в мировое искусство (с тем же Поллоком, Ротко и так далее).
Если человек доходит до экспрессионизма, абстрактного экспрессионизма — это уже все. С этого пути он уже никогда не свернет: понятно, что он уже «помешанный».
…И такой человек уже немного может понимать, что именно ему стоит покупать на блошином рынке, он сам может определить, что хорошо, а что плохо. Но и при этом кто-то покупает ужасный китч
, а кто-то — хорошие вещи.
Работа Игоря Гусева из серии «Космонавты»
…Кроме того, в собирательстве, коллекционировании не существует всеобщего правила, единой установки: мол, если ты собираешь реалистов или пейзажистов, или соцреализм
, то ты — отстой. Ты должен покупать и собирать авангард
! Нет, если тебе нравится соцреализм — это имеет право на жизнь. Человек может быть прекрасным специалистом в какой-то области, любить эту тему, и это тоже хорошо. Так что единственный путь избежать ошибок — совершить их и самообразовываться.
Беседовала Инна Кац. Иллюстрации предоставил Евгений Деменок (кроме изображений из базы Артхива). Главная иллюстрация — коллаж
из работ художников, включая портрет
Е. Деменка работы Игоря Гусева.
