Hieronymus
Bosch

Знаете ли вы, что самые узнаваемые произведения эпохи Возрождения – «Сад земных наслаждений» Босха, «Джоконда» Леонардо да Винчи и «Сикстинская Мадонна» Рафаэля – не просто принадлежат одному историческому периоду или одному столетию, а написаны в первые десятилетие-полтора XVI века, то есть создавались практически одновременно?

Искусствоведы справедливо полагают: творчество Босха – настолько уникально и не похоже ни на чьё другое, что не имеет прямых параллелей в истории искусства. О жизни Босха известно очень немного. Оба этих фактора создают некую иллюзию изъятости Босха из исторического контекста. Кажется, будто Босх существует вне времени: сложно, например, представить себе, что он и, скажем, Альбрехт Дюрер или Тициан жили и творили в одно и то же время, а Босх и Леонардо да Винчи – вообще ровесники. Так появилась идея этого материала: сделать синхронизацию, собрать десять первоклассных работ, которые создавались тогда же, когда в своём родном городке Хертогенбос, из которого, скорее всего, никогда не выезжал, Иероним Босх писал «Сад земных наслаждений».

Когда Джованни Беллини, «самый обаятельный художник XV века», написал «Портрет дожа Леонардо Лоредана», ему было уже за 70. В том же возрасте был и дож: и художник, и правитель могущественного Венецианского государства принадлежали к одному поколению и, вероятно, были неплохо знакомы. Эта картина – лучшая портретная работа Беллини. Невероятно живым и рельефным выглядит лицо Лоредана, его острые скулы, глубоко посаженные глаза, прямой нос, волевой подбородок, вылепленные энергичной светотенью. На кобальтово-синем фоне великолепно выделяется белая парчовая мантия, вытканная золотом и серебром. Известно даже, по какому случаю дож надевал столь торжественное облачение: в праздник Сретения он обручался с морем, получая еще на год власть над Республикой святого Марка.

Подобная работа просто непредставима в творчестве Босха: Босх не писал портретов (по-видимому, это было принципиальной позицией), не интересовался исторической конкретикой, был вполне индифферентен к человеческой индивидуальности и итальянским художественным новациям. Словом, Босх оставался в полном смысле человеком Средневековья. И тем не менее, «Сад земных наслаждений» и «Портрет Леонардо Лоредана» могли быть написаны буквально в одни и те же дни.

Микеланджело работал над росписями Сикстинской капеллы в первом десятилетии XVI века. Самая известная из фресок потолка капеллы – «Сотворение Адама»: даже тот, кто никогда специально не интересовался искусством, наверняка видел фрагмент с готовыми вот-вот соприкоснуться кистями рук, являющийся её композиционным центром. Что Микеланджело хочет этим сказать? Он изображает парящего в бесконечном пространстве Бога-отца, который только что создал по своему образу и подобию первого человека, Адама. Создатель и Адам тянут друг к другу руки, но их пальцы так и не могут соприкоснуться, хотя до контакта остаются считанные дюймы. Бог и человек оказываются у Микеланджело навечно трагически разделёнными, божественное и человеческое, согласно философии художника, невозможно соединить.

Интересно, а что же думал по этому вопросу Босх? Ответ, как ни странно, мы найдём в «Саде земных наслаждений». Ведь там Босх иллюстрирует «вторую серию», если так можно выразиться, пишет следующий эпизод истории, рассказанной на фреске Микеланджело. На левой створке «Сада…» Босх изображает момент сотворения Евы: Бог создал женщину из ребра Адама и теперь благословляет их плодиться и размножаться. При этом ступни Адама соприкасаются с краем одежды Создателя (и, возможно, его стопой), а сам Он держит Еву за руку. Так что неправильно говорить, что Босх пессимистичен: во всяком случае, его Бог гораздо ближе к человеку, чем Бог Микеланджело.

Точная дата создания «Джоконды» до сих пор не установлена. Наиболее вероятным называют промежуток между 1503 и 1506 годами. Именно к этому времени некоторые специалисты приурочивают и создание триптиха Босха: в 1504-м году Солнце и Луна сошлись в зодиакальном доме Рака, а «коралловые» фонтаны центральной панели «Сада земных наслаждений» связывали с этим зодиакальным символом.

Дальнейшая судьба «Моны Лизы» и шедевров Босха оказалась сходна: первая попала в руки французского монарха, а вторые – испанского. «Джоконда» некоторое время провисела в бане у его величества Франциска I, а картины Босха, очутившись в Испании, украшали столовую и спальню короля Филиппа II. Говорят, созерцая босховские «7 смертных грехов и 4 последние вещи», висящие у него в опочивальне, испанский король готовился к таинству исповеди.

Как ни странно, баня Франциска I тоже оказалась отличным стартом для будущей славы «Моны Лизы». «Король поместил картину в свою баню в замке Фонтенбло не потому, что не понял, какой шедевр ему достался, а как раз наоборот, – пишет Григорий Козлов в книге «Покушение на искусство». – Баня в Фонтенбло была важнейшим местом во Франции. Там Франциск не только развлекался с любовницами, но и решал важные государственные вопросы и принимал послов».

Очень скоро картина Леонардо приобрела не только большую популярность, но и одиозный ореол: с неё с удовольствием писали обнажённые портреты, при виде которых набожные французы крестились, а в самой Моне Лизе видели едва ли не ведьму.

«Сад земных наслаждений» тоже еще как мог оказаться под подозрением в ортодоксально католической Испании. Но до суда инквизиции и публичного аутодафе не дошло. Испанские короли были нежно привязаны к творчеству Босха, и первому историку Эскориала монаху Хосе де Сигуэнса ничего не оставалось, как аргументированно доказать, что «Сад земных наслаждений» обладает глубоким нравоучительным смыслом.

Зрелый Альбрехт Дюрер увлёкся техникой акварели и достиг в ней не просто выдающихся – небывалых (и по большому счёту, непревзойдённых) высот в те же годы, когда Босх работал над «Садом земных наслаждений». В 1512-м Дюрер написал акварель «Мертвая синяя птица». Кстати, множество птиц можно отыскать и среди богатой фауны «Сада земных наслаждений».

Птицы Босха написаны с очевидным изяществом. Герои романа Владимира Набокова «Ада», одержимые картиной Босха, даже обсуждают, что крылья бабочки-крапивницы Босх написал не совсем верно, поменяв местами расцветку лицевой стороны и изнанки крыльев, а вот в изображении птиц – сов, дроздов, синиц, соек – весьма точен. Но все же главный зрительский интерес к птицам Босха заключён в поиске скрытых смыслов и аллегорических значений, в то время как в птице Дюрера нас потрясает, в первую очередь, не символический план, а её удивительная реалистичная деталировка. Лапы, клюв, оперение дюреровской птицы написаны с почти пугающей осязательной достоверностью. Птиц Босха хочется рассматривать и разгадывать – до птицы Дюрера невольно тянет дотронуться.

Последний из великих художников Северной готики, Маттиас Грюневальд (1470/75 – 1528) был младшим современником Босха. Как и Босх, он был почти забыт в течение XVIII-XIX столетий и заново открыт в начале ХХ века. Но если Босха объявили своим прямым предшественником сюрреалисты, то Грюневальда сходным образом «приватизировали» немецкие экспрессионисты, увидев в нём собственного предтечу.

Примерно в то же время, когда Босх писал свой «Сад земных наслаждений», Маттиас Грюневальд работал над алтарным полиптихом «Изенгеймский алтарь», который станет его самой знаменитой вещью.

На первый взгляд «Изенгеймский алтарь» может показаться таким же триптихом-складнем, как «Сад земных наслаждений», только с гораздо меньшим количеством персонажей. Но на самом деле алтарь Грюневальда устроен намного сложнее: он состоит из основной части – короба и двух подвижных живописных створок, благодаря чему возможны целых три конфигурации (варианта развертки) алтаря. Тот вид, который вы видите здесь − это лишь первая (внешняя) развёртка. Так что структурно «Изенгеймский алтарь» устроен намного хитрее, нежели «Сад земных наслаждений», у которого развёрток только две.

В 1515-м году великий итальянец Тициан создал картину «Юдифь с головой Олоферна». Босховский «Сад земных наслаждений» к этому моменту уже написан, и общего между этими шедеврами гораздо больше, чем может показаться.

Во-первых, колорит: в обеих картинах преобладающие чистые и звучные краски соседствуют с тёмными и мрачными фрагментами. Во-вторых, тициановская «Юдифь с головой Олоферна» – это тоже картина о земных наслаждениях и неизбежном наказании, которое за ними последует: пригожая еврейская вдова Юдифь решает соблазнить завоевавшего иудейскую землю ассирийского военачальника Олоферна, а когда тот во время свидания, опившись вином, уснул, отсекает ему голову. А в-третьих (и это, пожалуй, самое интересное), обе картины содержат очень необычные автопортреты своих создателей.

В отрубленной голове на блюде, которое держит Юдифь, нетрудно узнать благородный профиль Тициана. Считается, что Юдифь художник писал со своей возлюбленной Виоланты, дочки товарища Тициана, тоже художника Пальмы-старшего. Эту же редкой красоты модель можно видеть на знаменитых полотнах «Флора» и «Любовь небесная и любовь земная». Легенда говорит, что Пальма был до глубины души возмущён романом дочки с намного старшим Тицианом, который к тому же не намеревался жениться. Так что, возможно, отрезанная голова Тициана в руках Виоланты – это своеобразная ирония художника над сложившейся ситуацией.

Босх «официальных» автопортретов не оставил. Но искусствоведы не оставляют надежды «вычислить» его среди многочисленных персонажей, им созданных. Многие почти не сомневаются, что меланхолическое чудовище с древесным телом с правой створки «Сада земных наслаждений» и есть автопортрет Босха. Историк искусства Паола Волкова рассказывает: «Я видела «Сад наслаждений» неоднократно и очень подробно. Я полагаю, что автопортрет Иеронима Босха мы можем видеть в створке, которая называется «Ад». Там есть такое существо на каких-то странных ногах, напоминающих трухлявое дерево, упёртых в дряхлую ладью. На голове этого зооморфоного существа – шляпа, на которой танцуют в страшном хороводе все души преисподней. Лицо – я нисколько не сомневаюсь в том, что это лицо Иеронима Босха».

Существенная разница в том, что у Тициана голова на блюде, а у Босха – блюдо на голове. Думаем, оба оценили бы этот каламбур.

Немецкий живописец и график Лукас Кранах Старший тоже был современником Иеронима Босха. Но параллелей между их биографиями не отыскать. Босх никогда ни при чьём дворе не служил и, скорее всего, не выезжал за пределы Хертогербоса – Кранах был придворным живописцем курфюстов саксонских. Босх никогда не писал заказных портретов – Кранах этим зарабатывал. Босх был религиозным бюргером, чьи картины больше всего ценили в ортодоксально католической Испании – Кранах, напротив, был ярым сторонником Реформации и личным другом Мартина Лютера. Мы ничего не знаем о потомках Босха, в то время как Кранах стал зачинателем целой художественной династии.

Когда Босх в последние десятилетия своей жизни целиком отдавался на волю своей безудержной фантазии, отправляя своих персонажей «во все тяжкие» и синтезируя невиданных монстров, Кранах писал «правильные» натурные портреты своих саксонских патронов. И только готическая плоскостность и декоративность фигур, без всяких итальянских заигрываний с объемом и светотенью, сближает между собой несхожих Кранаха и Босха.

Сейчас принято думать, если бы Рафаэль Санти создал бы одну только «Сикстинскую Мадонну», этого было бы достаточно, чтобы считать его величайшим художником всех времён и народов (примерно то же говорят и о Босхе с его «Садом наслаждений»). Но известность пришла к картине Рафаэля далеко не сразу. Почти два с половиной века «Сикстинская Мадонна» провела в полной безвестности в полупровинциальной итальянской Пьяченце, где служила алтарным образом в церкви Святого Сикста. Год от года картина покрывалась копотью от чадящих свечей, её краски утратили былую яркость, и широкая публика, возможно, никогда не узнала бы о шедевре, если бы в 1754-м году обедневшие монахи-бенедиктинцы не решили продать «Сикстинскую Мадонну» саксонскому курфюсту Августу III, украсившему ею свою резиденцию в Дрездене.

Весть о шедевре быстро распространилась по Европе. О картине в восторженных тонах написали Винкельман и Гёте – это был великолепный пиар: культурные русские, начинавшие европейские вояжи с Дрездена, считали для себя строго обязательным посмотреть «Сикстинскую Мадонну». Покидала ли картина Дрезден? Да! Во время бомбардировок Дрездена во Второй Мировой войне она выжила, спрятанная в товарном вагоне в заброшенной каменоломне. Там она и была обнаружена советскими солдатами и вывезена в СССР. 10 лет «Сикстинская Мадонна» хранилась в запасниках Пушкинского музея, и лишь в 1955-м вернулась в Дрезден. Перед этим картина была представлена советской публике. Якобы, Фаина Раневская тогда и обронила легендарную фразу, дескать, этой дамой восхищалось столько народу, что она уже вправе сама выбирать, кому нравиться.

Судьба «Сада земных наслаждений» сложилась не в пример благополучнее, хотя и скучнее. Через несколько лет после создания триптих обнаруживается в описи имущества брюссельского семейства Нассау, а несколько позже вместе с другими работами Босха «Сад…» попадает в Мадрид, в коллекцию большого поклонника Босха – испанского короля Филиппа II. С тех пор картина не покидала Испании. В 1939-м, во время гражданской войны, «Сад» был передан на хранение музею Прадо, где находится и теперь. К своему достоянию музей относится крайне ревниво: только за последние пару лет Прадо со скандалом отказался вернуть Босха музею королевских коллекций, откуда когда-то «Сад» был получен, и не допустил к триптиху команду Bosch Research and Conservation Project (BRCP), которая в течение шести лет, предшествовавших 500-летнему юбилею со дня смерти Босха, изучала его работы по всему миру. Увидеть «Сад земных наслаждений» за пределами Мадрида – это пока перспектива из разряда фантастики.

Noli me tangere в переводе с латыни означает «Не прикасайся ко мне!» и относится к эпизоду, описанному в 20-й главе Евангелия от Иоанна. Там рассказывается, что первой, кому явился Христос после своего воскресения была Мария Магдалина. На картине Андреа дель Сарто она, в соответствии с традиционной иконографией, пала на колени и протягивает к Спасителю руки, однако Христос предостерегает женщину: «Не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему; а иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему» (Ин.20:11-17).

Судьба жестоко подшутила над Андреа дель Сарто, сделав название его картины Noli me tangere драматической сюжетной канвой последних дней и часов жизни художника.

Друг Рафаэля и Тициана, Андреа дель Сарто был известным флорентийским мастером. От всезнающего Вазари мы узнаём, что Андреа женился на Лукреции дель Феде, молодой вдове шляпника по имени Карло. Дель Сарто и сам был из портняжной династии, его настоящее имя Андреа д’Аньоло ди Франческо ди Лука ди Паоло дель Мильоре Ваннукки, а «дель Сарто» – всего лишь прозвище, происходящее от итальянского слова sarto – «портной». Беда была не в том, что жена дель Сарто не отличалась знатностью, а в том, что она была «неверной, ревнивой и сварливой по отношению к ученикам». Андреа писал с Лукреции мадонн и магдалин, она же методично превращала его жизнь в ад. Фрацузский король Франциск I пригласил дель Сарто приехать в Францию, чтобы стать его придворным художником, но Лукреция закатила истерику и не отпустила мужа в Париж, помешав возможной блестящей карьере. А когда в 1530-м в Венецию пришла чума, жена, если верить Вазари, никак не ухаживала за смертельно больным 43-летним Андреа дель Сарто, словно сделав слова Noli me tangere своим девизом – она боялась прикасаться к нему, чтобы не заразиться, из-за чего несчастный скончавшийся художник еще несколько дней пролежал в своей комнате после смерти, заброшенный и никому не нужный.

Может, и к лучшему, что мы почти почти ничего не знаем о жене Босха Алейт Гойартс ван дер Меервене. По крайней мере, никому не взбредёт в голову вычислять, прототипом какого из женских персонажей «Сада земных наслаждений» она могла бы быть.

Из всех мастеров, чьи шедевры представлены в нашем материале, только Ян Госсарт был земляком Иеронима Босха. Правда, в Хертогенбосе он вряд ли бывал: Госсарт учился в Брюгге, работал в Антверпене и Утрехте и много путешествовал по Италии. И если Босх никакого итальянского влияния не претерпел, сохранив свою псевдоготическую уникальность, то Госсарт, наоборот, только о том и мечтал, чтобы его можно было принять за итальянского мастера.

Только сравните тонкие, удлинённые, почти бесплотные человеческие фигурки из «Сада земных наслаждений» с мощной плотью и энергично вылепленными объемами персонажей Госсарта! Босх ни разу не написал картины на античную тему – Госсарт берётся писать древнеримских Нептуна и Амфитриту. Герои Босха запечатлены в хаотично-фантастических позах и положениях – герои Госсарта замерли в классическом фронтальном контрапосте (это когда вес тела перенесён на одну ногу, а вторая нога расслаблена). Босха больше занимает природа – Госсарта архитектура.

В общем, ничего, абсолютно ничего общего не найти между двумя нидерланскими современниками Босхом и Госсартом, если бы не… дары моря, применённые в совершенно неожиданных комбинациях: «фонтаны жизни» из «Сада земных наслаждений» состоят из частей хитиновых панцирей ракообразных, а у Нептуна с картины Госсарта срам элегантно прикрыт морской раковиной.

Эпилог

Ни с кем из этого десятка современников Иероним Босх не был лично знаком и не факт, что о существовании большинства из них вообще подозревал. А нам, по прошествии пятисот лет, зачастую ошибочно кажется, что на каждого великого художника должен приходиться чуть ли не свой отдельный век, а сами они равномерно распределены по хронологической шкале. Тем изумительнее узнать, насколько плотно сконцентировалось время в 1500-1515-х годах – самом начале европейского чинквеченто.